По понедельникам большинство московских музеев не работают, но это не значит, что у публики нет возможности приобщиться к прекрасному. Специально для первого рабочего дня недели редакция сетевого издания сайт запустила новую рубрику "10 неизвестных", в которой мы знакомим вас с десятью произведениями мирового искусства, объединенными одной тематикой. Распечатывайте наш гид и смело отправляйтесь с ним в музей, начиная со вторника.

В Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка художника Леонида Сокова "Незабываемые встречи". По замыслу куратора и автора 46 работ Сокова оказались разбросаны по постоянной экспозиции советского искусства. Благодаря такому решению поменялся смысл и тех, и других.

Леонид Соков "Витрувианский медведь", 2016

"Незабываемые встречи" – это выставка-экскурсия, которую Леонид Соков проводит для посетителей Третьяковской галереи. Через свои объекты он выстраивает диалоги с самыми значимыми произведениями советского искусства от авангарда до соц-арта, а также с образами мировой классики.

Соков начинал работать как художник и скульптор-анималист под руководством преподавателей Московской средней художественной школы Василия Ватагина и Дмитрия Цаплина, а также под влиянием европейской модернистской скульптуры начала XX века. Эти анималистические рисунки и пластика вскоре превратились в символические знаки. Работа "Витрувианский медведь", хотя и выполнена в 2016 году, отсылает именно к той, ранней стилистике работ художника. С одной стороны, это аллюзия к "Витрувианскому человеку" Леонардо да Винчи, возможно, самому известному рисунку итальянского Возрождения, с другой – медведь, как ни крути, один из самых популярных символов России, ее народной стихии. И в творчестве Сокова медведь становится важным персонажем.

Леонид Соков "Двуглавая ворона в Летатлине", 2013

На выставке можно найти комментарии самого автора, которых зачастую не хватает на выставках современного искусства. О Летатлине Соков говорит, что эта конструкция является показательным примером революции 1917 года. "Идея очень русская: человек рожден для счастья, как птица для полета". Представитель авангарда Владимир Татлин и его проекты стали детищем революции в том смысле, что именно революция, как казалось, сделает человека свободным и проложит ему дорогу не только в космос, но и к всеобщему благоденствию. Татлин работал над проектом летательного аппарата для военного ведомства, который приводился в движение мышечной силой человека. Но летать на нем так и не получилось, как не получилось реализовать идеи нового общества. А двуглавая ворона служит пародией на орла, принижая имперские амбиции символа новой России.

Леонид Соков "Рубашка", 1973

Леонид Соков "Рубашка", 1973

Соков обращается не только к визуальным образам, но и к языку. В русском фольклоре есть поговорка "сшить деревянную рубашку", то есть сколотить гроб. В то же время в этой работе есть отсылка к мировому искусству, в частности, к поп-арту, в котором предметы повседневного потребления, выполненные в различных техниках и материалах, увековечивались в арт-объектах.

Леонид Соков "Очки для каждого советского человека", 2000

Работа "Очки для каждого советского человека" была выполнена в 2000 году, но выпадает из современного контекста. Она имеет прямое отношение к идеям соц-арта 1970-х годов. В русском языке есть выражение "смотреть на мир сквозь розовые очки", то есть обманываться, не замечать недостатков. Советскому человеку эти "очки" навязывались через идеи и пропаганду. Символом эпохи служат вырезанные в деревянных очках Сокова красные звезды.

Леонид Соков "Дыр бул щыл" Крученых", 2005

"Заумное" стихотворение "Дыр бул щыл" Алексея Крученых, написанное в 1912 году, стало наряду с "Черным квадратом" Казимира Малевича одним из наиболее важных символов русского авангарда. По словам автора, в нем было "больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина". Соков переносит стихотворение в контекст 1960-70 годов, когда художники-концептуалисты вновь вернулись к текстам как средству визуальной выразительности. "Я не могу, как концептуалисты, печатать что-то на машинке, – поясняет автор. – Хотелось зафиксировать свое восхищение гениальной поэмой Крученых в пространстве".

Леонид Соков "ВОТ", 2016, повторение работы 1978 года

"ВОТ" – по сути также служит отсылкой к русской литературе. Соков взял его у своего современника, поэта Всеволода Некрасова. По словам художника, это слово накрыло ситуацию 1970–80-х годов и стало его сущностной характеристикой, потому что мы говорим "вот", когда больше нечего сказать. И в тот момент действительно сказать больше было нечего: эпоха СССР подходила к концу.

Леонид Соков "Встреча двух скульптур", 1994

Одна из самых интересных и тонких работ художника представляет собой игру смыслов. Во-первых, скульптура Ленина, которая тиражировалась миллионы раз, стала таким же символом советской эпохи, как "Идущий человек" Энтони Гомрли для культуры западно-европейской. Во-вторых, это не просто "Встреча двух скульптур" из параллельных реальностей, но и встреча двух мировоззрений, не пересекающихся в пространстве.

Леонид Соков "Угол зрения", 1976

Абстрактная композиция "Угол зрения" вновь отсылает к работам Казимира Малевича или Александра Родченко. Она составлена из супрематических элементов и дополнена надписью, которая могла бы стать названием какого-либо творческого объединения 1920-х. С другой стороны, сам материал (дерево) рождает ассоциацию с примитивным искусством.

Леонид Соков "Сталин и Монро", 2008

Изображения Сталина и Монро тиражировались в СССР и США примерно с одинаковым усердием. Эти культурные символы эпохи, противоположенные по своей сути, в итоге превратились в тиражируемые бесконечно повторяемые и лишенные смысла знаки. Поэтому для Сокова соединение этих знаков в пространстве одного изображения было вполне логичным ходом. По словам художника, через 300 лет, когда мир забудет реальный исторический контекст, все будут верить его работам и думать, что такая встреча действительно имела место в истории, так как мы верим всему, что изображено на картинах эпохи Возрождения.

Леонид Соков "Куда девалась агрессия русского авангарда?", 2002

Работы Казимира Малевича до сих пор служат для Сокова неисчерпаемым источником вдохновения. Он переосмысливает их, пытаясь на их примере понять эволюцию русского авангарда. "Как раз в 1930-е годы Сталин стал строить советскую военную машину. На это были брошены лучшие умы и таланты Советского Союза, – говорит Соков. – Посмотрите на хищный ястребиный дизайн советских военных самолетов 1930-х годов с задранными вверх носами и длинными выпущенными шасси, как лапы хищных птиц. Или башни танков, в дизайне которых присутствуют квадрат, треугольник и ромб". Соков говорит о том, что агрессия русского авангарда нашла воплощение в военной технике и создает объект, по форме напоминающий одновременно фарфоровый чайник в духе работ Малевича или Родченко и танк с башней и дулом.

«Как художник я себя ощущаю русским», - сказал как-то в одном из интервью художник Леонид Соков, один из пионеров соц-арта, в 80-е эмигрировавший в США. Все эти годы, несмотря на расстояние, он держит руку на пульсе родины. И вот вновь прибыл в Россию, чтобы лично поучаствовать в необычном проекте - экспериментальном показе в Третьяковской галерее на Крымском валу. Репортаж Анны Галинской.

Леонид Соков верит в то, что соц-арт жив, и сам себя называет соц-артистом. Он не прошел мимо ни одной знаковой фигуры ХХ века, да и вообще, все, кто хоть как-то оказал влияние на художника, стали объектом его творчества. Или его иронии - как, например, Ван Гог и Сезанн.

Куда же без Леонардо и его знаменитого рисунка - правда, у Сокова витрувианским стал медведь, для художника он символ мужества. Деревянный табурет - лишь повод для беседы с Малевичем, стул вырастает из супрематического «нечто». На этой выставке важен контекст, а вот под каким углом смотреть - для художника не важно.

Постоянная экспозиция Третьяковки «Иксусство ХХ века» в этом проекте - как текст, в котором Леонид Соков расставляет знаки препинания, показывает самые важные для него произведения, направления и периоды - почти что вседозволенность. Для Третьяковской галереи это большая редкость.

«Сейчас, проходя по этим залам в сопровождении удивительного, тонкого, ироничного гида, коим является Леонид Соков, ты начинаешь понимать, что, оказывается, есть ещё другой смысл», - отмечает директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.

«Двуглавая ворона в Летатлине» направляется прямиком на выставку Общества молодых художников 1921 года. А на встречу Ленина с шагающим человеком Джакометти смотреть нужно через «Очки советского человека». Около 100 работ представлены на выставке, и среди них - давно забытые самим художником.

«Это не моя работа уже, она - коллекционера», - говорит художник об одном из полотен.
Из тех, что его - «Заговор», в память о бабушке-колдунье, «Письмо мамы», увеличенное в масштабе, сочное облако с фамилией автора, и, конечно, одна из самых известных работ, его авторское повторение - Сталин и Монро.

«Сталин и Мэрилин - они никогда не встречались. Но я так считаю, что через сто лет никому не будет интересно, встречались они или нет. Это, на самом деле, две самые мифологические фигуры ХХ века. По моим понятиям. Но, я как художник, имею право как угодно тасовать этих людей», - подчеркивает Леонид Соков.

Леонида Сокова часто называют художником, который насмехается над всеми и всегда. Он же свое творчество называет по-другому - деконструкцией. Отстраненно, со стороны, всегда иронично, он смотрит вокруг и называет все абсурдом. Поэтому и соц-артист.

С 1970-х годов скульптор Леонид Соков занимался исследованием советской мифологии, выбирая для своих скульптур типические образы русской визуальной культуры и перенося их в иные среды, то сопоставляя несовместимые изобразительные традиции, то переселяя идолов общества в область игрушечного, псевдонародного искусства. Брайн Дройткур встретился со скульптором в его нью-йоркской мастерской, чтобы расспросить мэтра о сформировавших его московских семидесятых, наставниках и вдохновлявшем его искусстве, в том числе русском фольклоре.

Леонид Соков. Фото: Alexandra Lerman, 2009

Брайн Дройткур: Вы единственный художник в вашей семье?

Леонид Соков: Да. Я родился в деревне Михалево, в Тверской области. Отец до войны был директором районного молокозавода, в 1941 году ушел на фронт и погиб. Я его никогда не видел. Мама воспитывала двух сыновей. В 1951-м у нас сгорел дом, и мама переехала в Москву.

Б.Д.: Она гордилась тем, что вы поступили в Строгановское училище?

Л.С.: Да, конечно. Но перед Строгановкой я с 13 лет учился в Московской средней художественной школе. Наряду с общеобразовательными предметами каждый день по 4 часа скульптура, рисунок, живопись. После окончания МСХШ я был уже заражен бациллами художественной культуры. Строгановка была продолжением обучения, но принципы моего формирования как художника были заложены в МСХШ. Что интересно, из окончивших МСХШ художников сформировался круг единомышленников, с которыми я дружу уже около сорока лет. Да, мама была довольна, что я не балбесничаю и не провожу время в подворотне со шпаной. Но документы для приема в художественную школу она долго не относила — в ее понимании все художники были пьяницами и неосновательными людьми.

Б.Д.: Как складывалась ваша карьера после Строгановки?

Л.С.: Многие неофициальные художники зарабатывали тем, что иллюстрировали детские книжки, а я лепил животных для скульптурных комбинатов, оформлял детские площадки. Чаще всего это были сказочные сюжеты: «Лиса и петух», «Медведь — липовая нога», «Козел и капуста». В МОСХе я прослыл хорошим анималистом, и мне охотно давали заказы на изображение животных. Слепив очередного зверя, можно было полгода, не думая о деньгах, спокойно делать вещи «для себя».

Леонид Соков. Вкус молока (Корова). 2007. Кованое железо, гальванизированное золото, чугун, колокол с раскачивающимся языком. Источник: официальный сайт Леонида Сокова www.leonidsokov.org

Б.Д.: А почему вы не любили людей лепить?

Л.С.: Это не были люди. Это были марксы, ленины, солдаты, пионеры. Этот контингент должен был изготовляться по определенным правилам, существовавшим в скульптурном комбинате: в какой руке Ленин должен держать кепку, какой длины трусы у пионера, какая нога опорная у Маркса. Даже думать на эти темы было противно. Я бы с удовольствием сделал такого Ленина, как мне хотелось, но какой худсовет это принял бы? И кто бы за это заплатил? Хотя за козла платили в три раза меньше, чем за такого же размера фигуру Ленина.

Б.Д.: Зато вы могли лепить козлов так, как хотели.

Л.С.: Не сразу. После окончания Строгановки мне дали первый заказ — на парковую скульптуру «Козел». Я тогда увлекался замечательными скульпторами XIX века Пименовым и Демут-Малиновским, часто работавшими в соавторстве. Одна из монументальных скульптур Демут-Малиновского — быки, которые тогда стояли перед мясными бойнями в Санкт-Петербурге. У этих быков, как колокола в арке, висели между ног огромные яйца. Я повесил такие же «колокола» моему козлу и считал это удачной «художественной находкой». Пришел худсовет. Мужчины серьезно обсуждали, дамы хихикали, я наивно ничего не понимал. Мой первый заказ не приняли. Секретарь худсовета посоветовала пригласить тогдашнего знаменитого анималиста [Георгия] Попандопуло. Тот сразу понял «пластическую ошибку» молодого дарования. Когда я развернул клеенку на скульптуре козла, он сразу взялся левой рукой за яйца, а в правую набрал жидкой глины. Потом вопросительно посмотрел на меня — я не понял, пожал плечами. Попандопуло дернул вниз: «А здесь может быть шерсть», — и правой рукой лихо замазал образовавшееся пустое место жидкой глиной. После он доложил в худсовет, что работа им принята. Вообще первый заказ у молодых принимали всегда с большим трудом. Как мне рассказывал один художник, его первую заказную работу — детскую книгу, где главным героем был заяц, — принимали 16 раз, пока заяц не был нарисован так, чтобы удовлетворять всевозможным требованиям должностных лиц от директора до пожарника издательства.

Моя карьера в МОСХе складывалась весьма успешно. У меня была субсидируемая мастерская в центре Москвы, меня приняли в члены МОСХа, а позже и в бюро секции скульптуры, охотно давали заказы на лепку животных и ценили за мои профессиональные качества скульптора.

Леонид Соков. Ленин и новый русский. 1999. Дерево, металл с ржавчиной. Источник: официальный сайт Леонида Сокова www.leonidsokov.org

Б.Д.: Почему же вы эмигрировали, раз у вас была такая хорошая карьера?

Л.С.: Одну из причин я назвал. Если посмотреть на случай с козлом с точки зрения Зигмунда Фрейда, то это недвусмысленный пример кастрации художника. И если бы я не уехал, вероятно, это бы и произошло. Сначала «хрю», потом «хрю-хрю», потом «хрю-хрю-хрю». Часто очень талантливые художники МОСХа, работавшие по заказу, превращались на моих глазах в посредственных лепил. В 1970-х годах, когда я был в Москве, только в скульптурной секции МОСХа было 500 скульпторов. Вы можете назвать из них кого-нибудь, кто вошел бы в современную антологию скульптуры или как-то проявился на международном уровне? Тогда мне вспоминались мастера русского авангарда 1920-х годов: Малевич под конец жизни писал пионеров в реалистической манере, Филонов писал портреты Сталина и дотошно выписывал станки в цехе фабрики, а Татлин создавал реалистические натюрморты. Маяковский после полугодовой поездки в Париж или Нью-Йорк отчитывался очередной поэмой: «Двое в комнате: я и Ленин фотографией на белой стене». Это были гениальные художники и поэты, которые так или иначе сломались. Меня в то время занимал вопрос реализованности художника. Перед глазами был печальный пример многих авангардистов 1920-х: Попова, Клюн, Ермилов, Розанова, Мансуров, Степанова, Чашник, Коган — все они мало реализованные, но замечательные художники.

Леонид Соков. Куда девалась агрессия русского авангарда. 2002. Реди-мейд. Фарфор, металл. Государственная Третьяковская галерея. Экспонат выставки «Леонид Соков. Незабываемые встречи» (2016-2017). Courtesy пресс-служба Государственной Третьяковской галереи

С начала 1970-х в разных НИИ и клубах пошли выставки неофициального искусства. « » задала тон. Она была первой и показала, что в русской культуре появилось искусство, свободное от социального заказа. Но это был не показ картин зрителям, а демонстрация неофициальных художников против существующего порядка. Позже меня тоже приглашали на подобные выставки, но я не соглашался. Я хотел показать свои работы не в качестве политического жеста, а в качестве художественного. В мае 1976 года мне предложили участвовать в квартирной выставке, я согласился с условием, она будет организована у меня в мастерской и я сам буду ее курировать. И она прошла в моей мастерской и стала одной из семи квартирных выставок, состоявшихся в то время в Москве. Она открылась 10 мая. Народ с Большого Сухаревского переулка валил в мастерскую. Это был свежий показ для Москвы и в смысле новых имен в неофициальном искусстве, и в смысле свежести идей в работах. Всем нравилось то, что мы показывали. Как художник и как куратор выставки я понимал, что попал в точку, получил одобрение тех, чье мнение ценил. Когда я начал делать выставку, то не ожидал подобных результатов. Теперь видно, что благодаря ей удалось трансформировать протест неофициальных художников в показ интересных с точки зрения искусства работ. Выставку пришлось закрыть через 10 дней — стал приходить участковый, который спрашивал, почему так много народа приходит в мастерскую. На проведение выставки нужно было разрешение, а я говорил, что просто показываю работы друзьям. Опыт с устройством неофициальной выставки в моей мастерской подтолкнул меня к отъезду. Мне хотелось заниматься своим делом, а не выяснять отношения с властями: почему я делаю ту или иную работу и почему ее показываю. Я не был диссидентом, и у меня не было никакого желания бороться с советской властью. Я хотел делать мои работы так, как считал нужным.

Леонид Соков. Рубашка. 1973-1974. Дерево. Государственная Третьяковская галерея. Экспонат выставки «Леонид Соков. Незабываемые встречи» (2016-2017). Courtesy пресс-служба Государственной Третьяковской галереи

Б.Д.: Как можно характеризовать ваши ранние неофициальные работы 1970-х?

Л.С.: Я тогда увлекался скульптурой народов Сибири. Привлекали принципы, на основе которых были изготовлены культовые или обиходные предметы: идолы, блесна, амулеты. Изготовлялось все это шаманом — духовным лидером примитивной общины. Шаман был кузнецом, художником, целителем, предсказателем. Мне хотелось играть такую же роль в обществе, а не просто быть лепилой. Тогда еще не было переводов Ролана Барта, однако когда я позже прочитал его «Мифологии» и другие статьи, то подтвердил свои интуитивные догадки и несформулированные мысли, которыми руководствовался, делая работы в 1970-х годах.

Да и сейчас меня занимает проблема современной мифологии. Для меня, например, интересно проследить как русский национальный символ — медведь — из шаманского амулета превратился в современный символ партии власти «Единая Россия». У каждого сибирского племени был медвежий праздник, который заканчивался поеданием мяса медведя — мяса бога. Имя бога произносить нельзя, поэтому описывается животное, которое ведает медом. А сейчас символом самой многочисленной партии выбран медведь. Почему бы, например, не выбрать слона — сильное, огромное, умное животное? Нет, опять этот медведь. И это в век компьютеров, полетов в космос и на луну, в век клонирования и всевозможных технических чудес. Принадлежность к русской культуре толкает меня докапываться до корней всего того, что ее касается.

Леонид Соков. Медведь. 1984. Крашеное дерево, металл. Собрание Екатерины и Владимира Семенихиных. Экспонат выставки «Поле действия. Московская концептуальная школа и ее контекст. 70-80-е годы XX века» в Фонде культуры «ЕКАТЕРИНА», 2010

Б.Д.: Не усложняет работу с русскими архетипами расстояние до России? Или, наоборот, на них проще смотреть издалека?

Л.С.: В начале 1980-х годов группа художников из Москвы эмигрировала в Нью-Йорк. Каждый по-своему был занят деконструкцией соцреализма. Невозможность возвращения в Москву и нахождение в другом культурном контексте, отстраненность помогли со стороны посмотреть на соцреализм. Я считаю, что именно в Нью-Йорке в начале 1980-х были сформулированы принципы соц-арта. То, что делали эти художники в Москве, было сделано на интуитивном уровне. Переставляя акценты, иронизируя, перенося героев соцреализма в другой контекст, художникам из СССР удалось создать новое, свежее движение.

Б.Д.: Когда вы впервые столкнулись с термином «соц-арт»?

Л.С.: Впервые я услышал его в Нью-Йорке в начале 1980-х годов. Даже в текстах этого времени нигде не употребляется это слово. Маргарита Тупицына в 1984 году курировала выставку с этим названием в галерее «Семафор» и 1986 году в Новом музее. Впоследствии выставка путешествовала по музеям США и Канады. Внимание к соц-арту росло, и постепенно этот интерес перенесся и на все современное русское искусство. Соц-арт — это второе оригинальное движение в изобразительном искусстве из СССР и России за прошлое столетие. Интересно, что русский авангард 1920-х годов появился на заре возникновения СССР как патетическое, утопическое, абстрактное движение, а соц-арт — на закате советской империи как ироническое, антипатетическое, фигуративное искусство.

Леонид Соков. Сталин и Мэрилин. 1989. Смешанная техника. Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Экспонат выставки «Поле действия. Московская концептуальная школа и ее контекст. 70-80-е годы XX века» в Фонде культуры «ЕКАТЕРИНА», 2010

Б.Д.: Как вы относитесь к попыткам распространить определение «соц-арт» на постсоветские художественные практики?

Л.С.: С исчезновением СССР исчез соцзаказ — основа соцреализма, и закончился «классический» соц-арт в связи с исчезновением контекста, на котором он вырос и существовал. Появилась масса последователей соц-арта, даже в Китае, но все сделанное после 1991 года сильно смахивает на политическую карикатуру. Политическая карикатура — тоже искусство, но прикладное, у которого на переднем плане всегда недолговечное политическое содержание. С исчезновением содержания становится неактуальным и иллюстрирующее его искусство. Карикатуры Бориса Ефимова на Гитлера во время Второй мировой войны были очень популярны, но их по художественным качествам никак нельзя сравнить с гениальными карикатурами Леонардо да Винчи, как нельзя сравнить анекдот с мифом.

С начала 1990-х годов я сделал массу работ на основе тех же принципов 1970-х, но актуальность в русской культуре переместилась с социальных тем на другие. В задачу художника входит также и выбор идеи, которая должна быть соблазнительна для современного ему общества. Мне интересно проследить, как складывался миф о . Когда я приехал в Нью-Йорк, мало кто, даже в мире искусства, знал о таком художнике — только отдельные специалисты, занимавшиеся русским авангардом. А сейчас Малевич превратился из неизвестного художника в гения ХХ века. Он же за все это время не сделал ни одной новой работы. Вот пример, как работает миф и какая это огромная сила.

В оформлении материала использован кадр из видеоинтервью Леонида Сокова, снятого Московским музеем современного искусства в рамках программы «Современники».

Третьяковская галерея продолжает знакомить зрителей с творчеством крупных современных художников второй половины ХХ — начала ХХI века. На Крымском валу открылась выставка одного из лидеров соц-арта, скульптора Леонида Петровича Сокова (род. 1941). Отличительным свойством работ художника является ироническая игра цитат, символов и аллегорий.

Текущая выставка принципиально отличается от традиционного монографического показа. Произведения мастера рассредоточены по постоянной экспозиции "Искусство ХХ века" — от залов раннего авангарда до социалистического реализма 1940-1950-х годов, привнося в эти пространства иронию постмодернизма. Соков выступает гидом, комментатором и интерпретатором коллекции Третьяковской галереи, указывая на близких ему художников, акцентируя наиболее важные произведения, направления и периоды.

По словам Сокова, спецпроект "Незабываемые встречи", не претендует на активное "вторжение" или "интервенцию" его работ в экспозицию Галереи. Скорее, это попытка скульптора "смешаться" с теми, кто на него влиял, кого он любит. Это и лидеры русского авангарда — Михаил Ларионов, Владимир Татлин, Казимир Малевич, и учитель его учителей — Александр Матвеев. Специально для настоящего показа кураторы извлекли из запасников музея редко экспонируемые работы особо значимых для Сокова скульпторов — Василия Ватагина, Александра Матвеева, Дмитрия Цаплина — и дополнили ими постоянную экспозицию.

Представляя зрителю своих любимых художников, Соков показывает, как в диалоге с ними, в подражание им или в противопоставлении создавались его собственные произведения — от анималистики и женских ню 1960-х годов до иронических объектов и инсталляций 1990-2010-х. В зале с картиной Василия Ефанова "Незабываемая встреча" (1936-1937), полотном Александра Герасимова "И.В.Сталин и К.Е.Ворошилов в Кремле" (1938) и другими большеформатными произведениями социалистического реализма размещена работа Сокова "Встреча двух скульптур. Ленин и Джакометти" (1994) — одно из знаковых работ соц-арта. Здесь же представлена инсталляция: Сталин "выступает" перед модернистской скульптурой — миниатюрными репликами самых известных произведений западных мастеров ХХ века. Диалог диаметрально противоположных смысловых и пластических систем обнажает основной метод Сокова — ироническую и абсурдистскую деконструкцию привычных символов, знаков, клише.

В рамках спецпроекта во внутреннем дворе Третьяковской галереи на Крымском Валу размещен один из самых парадоксальных объектов Сокова — воспроизведенный в натуральную величину грузовик с супрематическим гробом Малевича в кузове и "Черным квадратом" на капоте. Cделанный из дерева грузовик напоминает гигантскую детскую игрушку, созданную в традициях русских резных промыслов. В соединении интереса к авангарду и народной традиции, архаике, примитиву состоит важнейшая особенность творческого метода Сокова.

Стремясь понять характер народного сознания и юмора, Соков обнаружил своих предшественников среди художников русского авангарда, черпавших энергию и пластические идеи в "низовой" ярмарочной культурной традиции. Поэтому не случайно спецпроект начинается с объектов Сокова в залах Михаила Ларионова, одного из главных новаторов отечественной художественной сцены начала прошлого века. Образами крушения утопических идей и планов первого русского авангарда стали соковские иронические объекты-гибриды: танковая башня, приделанная к супрематическому чайнику Малевича, ворона в "Летатлине", табуретка, водруженная над архитектоном.

Важнейший персонаж Сокова — медведь, один из самых узнаваемых символов России, занял место идеальной человеческой фигуры в знаменитом "Витрувианском человеке" Леонардо да Винчи. Этот "Витрувианский медведь" стал эмблемой проекта.

Помимо работ из собрания Галереи в состав спецпроекта также включены важные для раскрытия темы произведения из частных коллекций Дмитрия Волкова, Шалвы Бреуса, Екатерины и Владимира Семенихиных, Владимира Антоничука, Симоны и Вячеслава Сохранских.

Один из главных героев соц-арта, участник Венецианской биеннале и других международных выставок, скульптор Леонид Соков (р. 1941) в спецпроекте для Государственной Третьяковской галереи «Незабываемые встречи» открывает публике своих любимых художников, показывая, как в диалоге с ними возникали его собственные работы — от ранней анималистики и женских ню до иронических инсталляций с советскими вождями. Специально для этого проекта музей представляет из запасников работы таких мастеров, как Василий Ватагин , Александр Матвеев , Дмитрий Цаплин . А во дворе здания на Крымском Валу уже с лета стоит один из объектов Сокова — автомобиль с супрематическим гробом Малевича .

В 2012 году у вас была ретроспектива в Московском музее современного искусства. А что сейчас, какая идея вашей выставки в Третьяковской галерее?

Когда поживешь вне России — а я так делаю уже 36 лет, буквально полжизни живу в Америке, — видишь, как чужая культура тебя не принимает. Люди не понимают, что ты делаешь. И в конце концов человек, поживший там, сосредотачивается на русской культуре. Но я с самого начала сделал вывод, что буду интересен везде только тогда, когда буду показывать свое через свою культуру. Выставку я придумал в форме диалогов с разными визуальными культурными слоями. И это не вторжение, не интервенция — я это терпеть не могу. Я ни с кем не хочу воевать. Наоборот, я хочу смешаться с теми людьми, которые на меня влияли. И очень удачно получилось, что в Третьяковке много моих работ, и сейчас еще добавилось из коллекции Леонида Талочкина (коллекция, недавно переданная в ГТГ из Музейного центра РГГУ. — TANR ).

А сколько работ ваших в Третьяковке?

Около 30. Когда-то они купили «Портрет бюрократа» — это Андропов с двигающимися ушами — и «Очки для каждого советского человека» . И тогда же Андрей Ерофеев (в начале 2000-х глава отдела новейших течений ГТГ. — TANR ) по-дружески у меня выманил еще большое количество работ, просил, чтобы я их подарил.

Вы ведь занимались вначале анималистической скульптурой.

Да, я этим зарабатывал, я был в МОСХе. Когда я уехал из СССР в 1979-м, меня исключили, конечно, просто выкинули. А потом, в новое время, друзья, которые стали высокопоставленными в МОСХе, предложили мне опять в него вступить. Мне вернули этот билет, вот и все. А в советское время я был членом бюро секции скульптуры.

Член бюро? А это важно было?

Важно. Для того чтобы быть встроенным в это общество и зарабатывать деньги, просто не работать сторожем, это было важно. И я все время, еще с МСХШ (Московская средняя художественная школа, ныне Московский академический художественный лицей Российской академии художеств. — TANR ), был анималистом, и самВасилий Ватагин меня хвалил, насколько он мог со своей буддийской философией.

Я тогда увлекался кошками. Я рисовальщик был хороший и рисовал в зоопарке все время, пока учился в МСХШ. С 1956 по 1961 год. Лазил через стенку, потому что дорого было билет покупать. В то время на меня очень влияла французская скульптура. Уже тогда я знал, кто такой Помпон (Франсуа Помпон, 1855-1933. — TANR ). Кстати, его мало знают здесь.

Помпон? Я тоже не знаю.

Во Франции его любят. Там было распространено мелкое литье, для салонов, модный наполеоновский стиль. Скажем, Бари (Антуан-Луи Бари, 1795-1875. — TANR ) — помните, пантеры, крокодилы? Роден считал его своим учителем, а потом его Матисс копировал. Помпон повлиял, мне кажется, на Арпа . Помпон был сначала форматором из гипса у Родена, а потом стал анималистом, делал маленькие скульптуры: фазан, утка и — самый знаменитый — белый медведь. Они в Музее Орсе даже продаются как сувениры.

И все же, есть ли на выставке ваш самый известный «герой» — русский медведь? И в частности, ваши мобили с медведями, основанные на идее народной игрушки?

Этих мобилей не будет на выставке. Я придумал с ними сделать сувениры, будет лимитированная серия таких игрушек.

Промыслы все умерли. Но есть народное сознание, оно существует и в других формах, например в частушках, чаще всего в похабных частушках. У меня много похабщины. Я сделал памятник высотой 2,3 м из трех известных букв. Конечно, выставить его в Третьяковке нельзя, у вас же закон. Я даже не стал спорить. Можно принимать массу законов, но нельзя запретить человеку говорить его языком.

Третьяковка дает на вашу выставку экспонаты из своей коллекции? Работы других художников?

Да. Я смешаю свои работы с Ватагиным, у меня будет зал, и с Цаплиным. Потому что я восхищался этими людьми, я их знал немножко. Дмитрия Цаплина (1890-1967. — TANR ) мало знают, хотя это скульптор очень интересный. Русские так умеют: пропустят очень интересные фигуры, а потом судорожно стараются спасать уже куда-то исчезнувшие работы. Это целая история. Когда я оканчивал Строгановку, там господствовала матвеевская школа. Знаете матвеевскую школу? (Александр Матвеев, 1878-1960. — TANR ). Я в этом преуспел и окончил училище очень хорошо. Но потом, конечно, встал вопрос об освобождении от школы. И я стал делать небольшие фигурки из воска, они у меня сохранились.

А те ваши вещи, которыми вы зарабатывали, сохранились?

Я не знаю. Тогда были два комбината, московский и областной. Ты приходил туда, ставил модель: вот я хочу это слепить. Они говорили: ну гениально! Раз — и ты лепил 2 метра, козла какого-нибудь. Для детских площадок, или ставили где-нибудь в парках.

Оленей тоже много осталось каких-то. Интересно было бы узнать, кто их автор.

Оленей делал великий скульптор Попандопуло (Георгий Попандопуло, 1916-1992. — TANR ). Если по Золотому кольцу едешь, там они стоят — гордые, как на параде, только без медалей. Как-то у меня на комбинате не принимали очередного козла и говорят: «Пусть решит Попандопуло». Я не знал тогда, кто это. Он вызвал меня к себе в мастерскую. Я приехал. Мастерская абсолютно пустая, только одна стена — рога разных животных. Целая стена. Он такой серьезный человек греческого вида, лысый. И первое, что он сделал, — не стал расспрашивать про мои эстетические воззрения, — он спросил: «Это кто?» Я говорю: «Это теке».

А теке — это кто?

Теке — это разновидность антилопы. Потом: «Это кто?» — «Это тур кавказский». — «А это кто?» Устроил экзамен по рогам. И я все ему ответил, без запинки. Я тогда все это знал наизусть. Ну, он совершенно обалдел: «Поедемте». Приехал и мою скульптуру тут же принял. Понял, что нарвался на своего. Потом, когда я окончил институт, я стал этих козлов лепить. Тут уж я был специалистом. И был еще анималист Марц (Андрей Марц, 1924-2002. — TANR ). Он у меня все принимал, ему нравилось, как я делаю. Он просто лелеял мечту… Они все думали, что я буду великим продолжателем анималистики. Но не тут-то было!

Да, какая-то у вас траектория крутая.

Директор Третьяковки Зельфира Трегулова с одобрением отнеслась к идее смешать мои работы с этюдами Матвеева и Королева. Бориса Даниловича . Он преподавал еще во Вхутемасе «живоскульптуру». Он начинал как кубист. Например, поставил памятник Бакунину . Сделал работу из дерева, а это был 1924 год, зима — на следующий день все растащили на дрова.

Слава богу, нашлись мои скульптуры разных периодов. Еще штук 50 женских фигур купил когда-то Нортон Додж . Он, как пылесос, у меня скупал, когда я приехал в Америку.

Ваш главный коллекционер был?

Тогда да. Эти маленькие скульптуры я сам лил из гарта. Гарт — такой легкоплавкий материал. Я лепил из воска, выплавлял в кастрюльке, форму из гипса сушил на батарее. Она полежит там недельки две, а потом берешь этот гарт (он при 100 градусах расплавляется), заливаешь его, и все — у тебя скульптура в материале.

У вас ведь несколько залов, посвященных разным важным вехам?

Все начинается с зала постоянной экспозиции, где Михаил Ларионов и Наталия Гончарова , с авангарда. Потом Королев, Ватагин, Цаплин, смешанные с моими работами. И наконец, так как я являюсь соц-артистом, мне разрешили поставить «Ленина и Джакометти » в зале соцреалистическом, где Сталин и… все эти «незабываемые встречи» (большие полотна 1950-х годов, изображающие встречи Сталина с советским народом. — TANR ).

Вы уютно себя чувствуете в этом зале?

Я же не противостоящий человек. Принято считать почему-то, что соц-арт — это течение, которое противостояло советской действительности. На самом деле, как всякое постмодернистское течение, оно было как бы деконструкцией соцреализма, иронической и абсурдистской. Это называется «героический соц-арт». Потом показалось, что соц-арт — это те, кто выступает против. А на самом деле нет. Как всякое постмодернистское движение, соц-арт хорошо вписывается в те течения, которые были в то время в Европе. Скажем, трансавангард, который тоже опирался на прошлое искусства, итальянское arte povera , немецкий неоэкспрессионизм. Так же и соц-артисты, они смотрели на свое прошлое, которое очень интересно на самом деле. Привыкли говорить: вот, он Сталина послал. Нет! Дело в том, что Сталин был героем соцреализма, и я его использую как персонажа, как самую мифологическую фигуру эпохи Советского Союза. На выставке будет инсталляция, там Сталин выступает перед модернистской скульптурой. Статую Сталина дают из запасников. Еще в 1992 году я сделал эту инсталляцию, где маленькие скульптурки модернистские, такие коряжки, и Сталин выступает перед ними.

За последний год прошло несколько выставок довольно одиозных советских художников вроде Александра Герасимова. И уже никакой иронии не чувствуется — все с серьезным лицом. Многих это пугает. Как, по-вашему, в той эпохе, в стиле соцреализма было что-то действительно ценное для искусства?

Я считаю, соцреализм, чем бы он ни был — вкладом в искусство или нет, — все равно существовал. Ведь он держался чуть ли не столетие. Я совершенно серьезно в детстве относился к тому, что Сталин и Ворошилов — великие люди и великие герои. И я себя считаю человеком советско-русской культуры. Что в этом плохого? Чего стыдиться? Соцреализм может быть ничуть не менее интересным, чем, скажем, идеи, которые Джакометти разрабатывал. Это соцзаказ все-таки был, заказ времени — очень интересное явление. Это не то чтобы человек делал из-под палки. Маяковский Владимир Владимирович , например, полгода жил за границей, потом приезжал и писал поэму «Ленин »: «Двое в комнате. Я и Ленин — фотографией на белой стене». И что, это плохая поэма?

Вы видели новую экспозицию новейших течений в Третьяковке. Как очевидцу и участнику многих историй, может быть, там вам чего-то не хватает?

Я рад, что там больше места уделено каким-то людям. Например, выделен Михаил Рогинский . Потому что он не был тусовочным, как это сейчас принято говорить, человеком. Я знал уже в 1960-х годах, что он великий художник. Единственный, кто на меня повлиял вообще. Как художник. Скажем, вот есть художники хорошие где-то далеко, за границей, а это человек, который рядом с тобой живет и делает прекрасные вещи. Это вдохновляло. Как он работал! Он даже ошибки делал, и все равно все осознанно и серьезно.

Сейчас многие сравнивают нынешнее наше время российское с эпохой застоя. Многие художники не понимают, что делать. Какое-то ощущение растерянности. Могли бы вы дать совет молодому поколению?

Если бы я был молодым человеком, вряд ли я бы уехал. Русский, с русской культурой. Здесь все-таки свой язык. Язык — это очень важно. Просто надо в своем копаться, вот в этом вот… И если ты правильно на эту ситуацию реагируешь, это все увидят. Время отбирает того, кто правильно рефлексирует. Самое главное — уловить этот запах эпохи.