Выставка современное искусство
В Николаевском зале Зимнего дворца открылась первая в России персональная выставка одного из немногих живых классиков современного искусства — великого немецкого художника Ансельма Кифера. Экспозиция "Ансельм Кифер — Велимиру Хлебникову. Судьбы народов" организована Государственным Эрмитажем совместно с Galerie Thaddaeus Ropac (Лондон / Париж / Зальцбург) в сотрудничестве с самим художником. Главную выставку сезона смотрела Кира Долинина.
Если бы художника Ансельма Кифера не было, его надо было бы выдумать. Хотя бы для того, чтобы он сделал эту выставку. Потому что если она не убедит российского зрителя в том, что современное искусство не пугало и не повод для гламурного селфи, а плоть от плоти искусства классического, что формальные упражнения не меняют сущности визуального восприятия, что искусство это требует работы мысли и чувств, но и отдает сторицей, то я уж и не знаю, что тогда убедит. Кифер — это не про красоту и позитив, не про гладкую поверхность холста и "тончайшее прикосновение кисти", это про боль, кровь, землю, войну, смерть, память и дух человеческий. Но прежде всего — это о живописи. Той живописи, границы которой модернизм проверял на прочность почти столетие, размыл почти до полного растворения и которая снова и снова находила себе выход. Кифер в этом ряду — один из последних могикан, каждый холст которого настаивает на праве живописи быть главным из искусств.
Огромный бальный Николаевский зал, самое престижное и парадное выставочное помещение музея, отдано Киферу с потрохами. Колонны, зеркала и окна скрыты фальшстенами истовой белизны. Три почти одинаковых объема с широкими дверными проемами несут гостя выставки в замедленном почти до нуля ритме стоячей воды. Пятиметровые холсты, которым отдано по стене, и двухметровые, скомпонованные в композиции по четыре или шесть, все заставляют смотреть на себя с почтительного расстояния.
Хлебниковский цикл Кифера — это пейзажи. Это то время года, когда все лысо и печально, мокрые ветки деревьев сплетаются черной вязью, дороги больше походят на гати, поля голы, а птицы голодны. Так бывает ранней весной и поздней осенью, Кифер выбирает второе: кое-где еще остались сухие желтые листья. Мое описание сознательно отсылает читателя к классическому русскому пейзажу второй половины XIX века, когда такие вот виды писал Левитан. Однако ассоциативный ряд из русской культуры (а имя Хлебникова в названии выставки дает нам право играть на этом поле смело) логичнее было бы продолжить. И вглубь — такую безнадежную распутицу задолго до Левитана писал "гениальный мальчик" Федор Васильев. И ближе к нам — в этих пейзажах и Блок, и Первая со Второй мировые войны, и "пыль да туман". Киферовским пейзажам не мешают оставаться пейзажами ни текст в картине (часто названия и даже входящие в них математические расчеты написаны прямо маслом по маслу), ни скульптурные вкрапления (так, например, открытая книга, частый образ у Кифера, парит над заводью в картине "Дух над водою"; или вот ржавая кровать с порванной сеткой, ощерившейся похуже колючей проволоки, в многометровой композиции "Велимиру Хлебникову. Новое учение о войне. Судьбы народов"). И уж точно ничто не мешает работам Кифера оставаться чистой живописью — сколько бы килограммов свинца, шеллака, металла, дерева и даже "продукта электролиза" не было бы вмазано в краску. Почти доходящая до вожделенной ранними авангардистами трехмерности, эта живопись верна себе.
Выставка в Эрмитаже — персональное посвящение одного художника другому. С текстами Велимира Хлебникова Кифер встретился в 1970-х, из всего корпуса более внятной и удобоваримой на немецком, естественно, была проза, и нумерологические выкладки "Председателя земного шара" не один раз занимали мысли и руки художника. Нынешняя хлебниковская сюита сделана специально для эрмитажной выставки в последние два года, хотя многие мотивы уже встречались в более ранних сериях Кифера. Однако как бы ни было соблазнительно сделать из великого немца русского душою (тем более что сам Кифер в Петербурге на открытой лекции брякнул нечто подобное), все-таки сумрачный германский гений тут первичен. Родившийся за пару месяцев до падения Берлина Кифер — из того послевоенного поколения, которое учило немецкое искусство говорить, после того как говорить стало невозможно. Холокост, сожженные книги, уничтоженные миллионы людей и попытка уничтожить мысль, вина нации, оскверненная земля — основные темы Кифера. Хлебников, предсказавший ход истории, его "новое учение о войне", его позиция художника как верховного лица, его звуковые игры с отдельными буквами — все это преобразовано у Кифера в разговор о фатуме, духе и мертвых кораблях. Последние скользят, висят, падают, умирают в пространстве картин, тяжестью своих металлических остовов переводя лирический пейзаж на язык большой метафизики. Кому, как не немцам, это всегда удавалось лучше всех?
«Искусство — это сложно. Это не развлечение», — говорит немец Ансельм Кифер, автор выставки «Ансельм Кифер — Велимиру Хлебникову. Судьбы народов» . Слышать это неудивительно, ведь главная тема его живописных работ — попытка осмыслить, как стали возможны ужасы прошлого столетия и что значит быть немцем, рожденным в послевоенной Германии. Размышляет об этом Кифер, обращаясь к работам литераторов, попавших в мясорубку катастроф прошлого века. Среди его вдохновителей — немецкоязычные поэты второй половины XX века Пауль Целан и Ингеборг Бахман. Первый прошел нацистские лагеря, вторая сгорела в своей квартире. Есть у художника и живописное посвящение Луи-Фердинанду Селину — писателю, проклятому во Франции за сотрудничество с нацистским режимом. Кифер явно не занимается морализаторством, а пластическим языком пытается разгадать, что двигало людьми по обе стороны баррикад и как нам, их потомкам, теперь жить со знанием о произошедших событиях.
Продолжением этих раздумий стала первая персональная выставка Кифера в России, устроенная Государственным Эрмитажем . В этот раз художник обратился к произведениям футуриста Велимира Хлебникова. Хотя тот и не дожил до прихода нацистов к власти, тема войны его волновала всегда: поэт искал способы не допустить конфликтов, пытался рассчитать, сколько лет проходит между великими битвами (выходило, что 317), и писал пацифистские стихи — вспомним хотя бы его поэмы «Война — смерть» или «Война в мышеловке» . К Хлебникову художник обращается не в первый раз: еще в 2004 году Кифер создал цикл полотен, на которых — любимый поэтом образ брошенных кораблей. У Кифера они таятся в камышах: кажется, стоит забросить угля в топку и дернуть руль — и они немедленно оттуда появятся, как и война, всегда присутствующая на периферии сознания поколения середины ХХ века (сам Кифер родился в последние дни Второй мировой в подвале во время бомбежки).
Полотна для эрмитажной выставки у Кифера вышли огромные — под 2х3 м: необъятная тема требует соответствующих форматов. А материал для живописи — не только масло, но и земля, пыль, глина, ржавый металл — символы человеческого праха, пепла, грязи и ужаса, но и одновременно напоминание о том, что самые неприглядные вещи, даже смерть, могут послужить материалом для великого и прекрасного искусства, которое эту же смерть своим существованием побеждает и преодолевает.
Выставка «Ансельм Кифер — Велимиру Хлебникову. Судьбы народов» открыта в Государственном Эрмитаже с 30 мая по 3 сентября.
Выставка под названием «Ансельм Кифер - Велимиру Хлебникову. Судьбы народов» открывается в Николаевском зале Зимнего дворца 30 мая и продлится до начала сентября
Государственный Эрмитаж
30 мая - 3 сентября 2017
Зимний дворец, Николаевский зал
В рамках совместного проекта Эрмитажа и галереи Тадеуша Ропака (Galerie Thaddaeus Ropac, London / Paris / Salzburg) будут показаны около 30 новых работ, специально созданных Ансельмом Кифером для выставки.
Ансельм Кифер - художник, склонный к глубокой и многоликой интеллектуальной рефлексии. В своем творчестве он обращается к темам истории, религии, литературы, философии, образам памяти и наследия. Источник вдохновения для Кифера - мировая культура в самом широком ее срезе: немецкая история, религиозная мистика, античная поэзия, месопотамские мифы.
Ансельм Кифер родился в небольшом немецком городке Донауэшинген в 1945 году, за два месяца до конца Второй мировой войны. Исследуя тему замалчивания вины и боли, парализовавших его поколение, Кифер, наряду с Георгом Базелицем и Герхардом Рихтером, стал одним из первых художников, в своих работах неприкрыто и смело обратившихся к темам нацизма и Холокоста. В 1980 году Кифер был в числе художников, представлявших Германию на Венецианской биеннале. В последовавшие годы его персональные выставки прошли в Кунстхалле в Дюссельдорфе, Музее современного искусства в Нью-Йорке, Музее Гуггенхайма в Бильбао, Королевской академии в Лондоне, Гран-Пале и Центре Помпиду в Париже. Ансельм Кифер - единственный из живущих художников, чьи работы входят в постоянную коллекцию Лувра.
По словам немецкого философа Петера Слотердайка: «У искусства Кифера есть своя особенная пространственность, равнодалекая как от ужасающего, так и от декоративного», - двух констант современного искусства. Его живописные полотна - широкомасштабные, многослойные, трехмерные - знаменуют возрождение жанра исторической живописи с ключевыми для нее вопросами памяти и культурного мифа. В смелой вангоговской манере краски на холстах Кифера смешиваются с пылью, землей, глиной, ржавым металлом, соломой, засушенными цветами. В 1985 году художник купил обветшавшую крышу Кельнского собора: cвинцовые листы стали страницами многочисленных книг, определивших всю киферовскую иконографию.
Знакомство с работами Ансельма Кифера требует от зрителя готовности к размышлению, мистическому сопереживанию, погружению в водоворот утонченных интеллектуальных идей.
В 2016 году Ансельм Кифер, вдохновленный посещением Петербурга, создал специально для Эрмитажа новый выставочный проект. В оборудованном для выставки пространстве Николаевского зала Кифер представляет полотна, посвященные русскому поэту-футуристу, экспериментатору словотворчества Велимиру Хлебникову (1885–1922).
Стихотворные произведения часто становятся для Кифера точкой отсчета: «Я мыслю изображениями. Стихи помогают мне в этом. Они подобны маякам. Я плыву к ним, от одного к другому. Без них - я пропал. Они становятся опорой, на которой в безграничности пространства концентрируется все».
Одна из центральных для Велимира Хлебникова идея о бесконечной цикличности судьбоносных военных столкновений, происходящих на воде и суше раз в 317 лет, становится для Кифера основой для размышления на темы войны и мира, мимолетности и конечности всех человеческих чаяний, беспощадности рока. В то же время выставка «Ансельм Кифер - Велимиру Хлебникову» - это живописная ода печальной красоте ржавеющих кораблей, некогда вселявших страх, а теперь брошенных их создателями на самом краю земли.
Кураторы выставки - Дмитрий Озерков, заведующий Отделом современного искусства Государственного Эрмитажа, кандидат философских наук, и Нина Данилова, младший научный сотрудник Отдела современного искусства Эрмитажа.
К выставке подготовлен научный иллюстрированный каталог на русском и английском языках.
В Эрмитаже открылась первая в России выставка знаменитого немецкого художника Ансельма Кифера, сделанная отделом современного искусства музея совместно с панъевропейской галереей Таддеуса Ропака, имеющей отделения в Зальцбурге, Париже и Лондоне. Выставка "Ансельм Кифер — Велимиру Хлебникову. Судьбы народов", посвященная 100-летию Октябрьской революции, произвела великую революцию в интерьере самого большого парадного зала Зимнего дворца и почти незаметную — в истории русского искусства
Николаевского зала Зимнего дворца не узнать — он превратился в стильную галерею современного искусства таких размеров, какие прежде бывали разве что в Америке, но теперь, когда художники и галеристы взялись осваивать индустриальные руины, появились и в Европе. Вернее, зала вообще не видно — в нем временно образовалась анфилада из трех "белых кубов", уходящих идеально ровными стенами под самый потолок — австрийский галерист Таддеус Ропак привез в Эрмитаж не только колоссальные картины, но и выставочную архитектуру венского производства. В отличие от искусства Яна Фабра, искусство Ансельма Кифера, осмысляющее историю старой и новой европейской культуры, не стремится интегрироваться в традиционный европейский музей — оно предпочитает стерильность модернистского white cube. Даже в парижском Музее Родена, делая оммаж хозяину дома, местами построенный на точных рифмах, Кифер не стал вторгаться в постоянную экспозицию. Словом, эрмитажное посвящение Велимиру Хлебникову и Октябрьской революции разыгрывается в декорациях "война дворцам" — не в том смысле, чтобы их разрушать, а в том, чтобы полностью игнорировать. Хотя избавиться от мысли, что в самом конце Невской анфилады, главной частью коей и является Николаевский зал, находится комната, где было арестовано Временное правительство, невозможно.
Конечно, 2017 год обречен на большое количество "датских" выставок той или иной степени конъюнктурности, однако любовь Кифера к Хлебникову, предсказавшему, как верят мистически настроенные исследователи авангарда, конец Российской империи в 1917-м, вспыхнула вовсе не по случаю юбилея и связанного с ним подряда для фабрики имени себя, в какую с возрастом, по всей видимости, обречен превращаться любой художник такого склада. И если одна из картин с затерявшейся в пейзаже свинцовой лодочкой, пришпиленной к поверхности холста, получила название "Аврора", так это, очевидно, под впечатлением от прошлогоднего визита Кифера в Петербург — в ходе подготовки к эрмитажной выставке он впервые побывал в России. А что касается мотива корабля — он появился давно и связан как с Велимиром Хлебниковым, искавшим "основной закон времени" среди прочего и в периодичности великих морских сражений, так и с другими культурными героями Кифера. Скажем, с Каспаром Давидом Фридрихом и его парусниками в гаванях и ледяных торосах или с Луи-Фердинандом Селином, отважным мореплавателем на край ночи. Но чтобы убедиться в искренности Кифера, далеко ходить не нужно — нужно всего лишь выйти из Эрмитажа и пройти несколько сотен метров до Музея Людвига в Мраморном дворце, где висит картина 1979 года "Большой железный кулак Германии", входящая в первый из посвященных Хлебникову циклов.
Это по нынешним киферовским меркам маленькая (два на два с половиной метра) и традиционная по материалам (масло, акрил) экспрессионистская абстракция, но в ней при известном напряжении фантазии можно увидеть что-то вроде пейзажа после битвы. С годами работы Кифера приобрели поистине циклопическую величину и развернулись в пространстве как ассамбляжи или инсталляции: пастозно положенную краску сменили растрескавшиеся слои глины, сгустки смолы и потеки свинца, картина проросла ржавым железом, колосьями пшеницы и пальмовыми листьями, а после сделалась задником для многоэтажных бетонных конструкций вроде "Семи небесных дворцов" в миланском "Ангаре Бикокка" или "Звездопада" на Monumenta в Гран-Пале. Тридцать картин, выставленных в Эрмитаже, той же гигантоманской породы, и это самое последнее послание Кифера Хлебникову, к которому он постоянно обращался — в 1980-е, 1990-е, 2000-е и 2010-е. Еще в 1970-е интерес к эзотерическим учениям, нумерологии, идее цикличности истории и националистическим мифологиям привел его к Председателю Земного шара. Недоучившийся филолог и знаток многих языков, Кифер не владел русским, так что поэзию Хлебникова, как и поэзию Осипа Мандельштама, читал в переводах — в том числе в переводах Пауля Целана, еще одного протагониста этого ученого искусства. О трудностях перевода хлебниковской поэзии говорить излишне, хотя и из самого скверного переложения "Зверинца" можно вывести предсказание о грядущей всемирно-исторической битве славян и немцев, но художника более интересовала таинственная проза, учение о "законе времени" и "звездном языке", роднящая Хлебникова с такими фигурами киферовского пантеона, как английский мистик Роберт Фладд, и фантастическая биография на фоне истории, роднящая Хлебникова с Селином и Целаном.
Пытаться вычленить сугубо хлебниковские мотивы, за исключением условных цитат, вписанных в пейзажи характерным школьным почерком, в новом цикле Кифера занятие довольно бессмысленное — так переплелись и перемешались в его искусстве Хлебников, Целан, Селин, Фладд, Фридрих, Дюрер. Быть может, ржавая больничная кровать, прикрепленная к холсту размером пять на семь с половиной метров, намекает на известный рисунок Петра Митурича, изобразившего Хлебникова на смертном одре, а болотно-озерный пейзаж за ней — на новгородское захолустье, "исконно славянскую" землю, где упокоился Председатель Земного шара. Или же это о "Смерти в озере", когда "диким ужасом исказились лица немцев, увидя страшный русский полк"? Или о любой войне, о войне как таковой? Быть может, исполинская книга, где вместо страниц — свинцовые листы прохудившейся кровли Кельнского собора, отсылает к "Доскам судьбы", а проржавевшие корабли — к погибшей при Цусиме эскадре, каковое событие стало первым толчком к мистико-математической историософии Хлебникова. Впрочем, с тем же успехом это могут быть книги и корабли любого другого из персонажей или, точнее, из собеседников Кифера. Тем более что исполинская свинцовая книга раскрыта в "Духе над водою". Правда, и в поэтике Хлебникова воды несут великое множество смыслов. И уходящая вдаль дорога — самый частый мотив новой серии картин — может указывать на путь поэта, бродяги и скитальца, прошедшего в научных экспедициях и завоевательных походах от Урала до Персии, а может указывать на путь вообще. Вернее же всего, что Кифер смотрится в Хлебникова как в зеркало, способное предрекать будущее в прошедшем, и видит в нем себя — свои реки, озера, дороги, круговращение истории, списки кораблей, великих мужей и сражений.
Конец пути в случае нашего великого предсказателя был совершенно непредсказуем. И Кифер, размышляющий над историческими путями Германии XX века со всеми ее катастрофами и разделениями — на "своих" и "чужих", приведшими к тому, о чем (после Аушвица) писал Целан, на западную и восточную, на раскаявшуюся и затаившую обиду,— не может не ощущать двусмысленности хлебниковского проекта, где панславизм уживается с "всемирной отзывчивостью", будетлянство — с национализмом, яростный большевизм — с имперскими амбициями. Вероятно, рассматривая эти опасные материи под хлебниковским углом зрения, алхимик Кифер забавным образом трансмутировал в настоящего русского художника, пейзажиста дождливой хляби, осеннего морока и, что называется, неизбывной русской тоски. Пути-дороги, навязчиво повторяющиеся десятки раз в его новом посвящении Хлебникову, невольно вызывают в памяти главную русскую картину — левитановскую "Владимирку". Репродукция третьяковского шедевра, собственно, и открывает каталог эрмитажной выставки. И если к искусству Ансельма Кифера она вряд ли добавит что-то новое, то шанс посмотреть на хрестоматийную, затертую миллионами скучающих взглядов "Владимирку" в новом контексте, куда более широком, чем национальный,— это, несомненно, одно из достижений Эрмитажа.
«Ансельм Кифер - Велимиру Хлебникову. Судьбы народов». Санкт-Петербург, Эрмитаж, Зимний дворец, до 3 сентября
В Петербурге, в Государственном Эрмитаже, начала работу выставка «Ансельм Кифер − Велимиру Хлебникову». Знаменитый немецкий современный художник впервые выставляется в России и выставляется с тем, что создавал специально для Эрмитажа. Председателю земного шара посвящаются тридцать крупных полотен. В каждом при всем их внешнем сходстве − особое послание зрителю. И особый знак − мелькающая всюду подводная лодка образца Второй мировой, ржавым пятном притягивающая к себе взгляд. Образ роковой, напоминающий о мрачных пророчествах поэта Хлебникова, сбывшихся, когда пророка уже не было.
Ради Ансельма Кифера Эрмитаж изменил облик одного из самых больших залов − Николаевского. Теперь, поднимаясь по Иорданской лестнице, посетитель попадает в принципиально иное пространство. Колонны и пышный декор по самые капители закрыты белыми фальшстенами. Образованы три зоны, где и размещены тридцать осенних пейзажей. Посвящение немецкого художника Ансельма Кифера русскому поэту Велимиру Хлебникову, человеку, предвидевшему события XX века, от человека, их пережившего.
Родившийся под последними бомбежками Второй мировой Ансельм Кифер впитал в себя настроения послевоенного поколения - осознание великой вины, раскаяние за убийства, концлагеря и холокост. На фоне всего этого у Кифера возник интерес к каббале, мистике, алхимии и творчеству Велимира Хлебникова. Знакомство с произведениями Председателя земного шара стало для художника чуть ли не озарением.
«Для Кифера Хлебников важен скорее как мистик, как нумеролог, как человек, который предсказал и предвидел революцию. Как вы знаете, в 1912 году Хлебников предсказал революцию на основании своих нумерологических подсчетов», − пояснил заведующий Отделом современного искусства Эрмитажа Дмитрий Озерков.
Среди идей Хлебникова, которыми вдохновился Кифер, − расчеты самых фатальных морских битв на Земле. Русский поэт высчитал, что они происходят каждые 317 лет. Тема пучины и утлых суденышек повторяется из картины в картину.
«Всюду эти лодки, корабли, образы морской стихии, которая поглощает и порождает эти корабли. Соответственно, остатки каких-то войн былых - речь идет об этом», − добавил Дмитрий Озерков.
Интернет полон роликов, на которых художник, как демиург, создающий мир, наносит на холст краски, эмульсии, свинец, дерево, землю и даже продукты электролиза, как отсекает лишнее огромным мачете. Эту выставку в Эрмитаже он монтировал сам. Сам углем написал название над каждой картиной и уехал, не дождавшись открытия. Демиург создал свой мир. И удалился. Живите!
