Рождественский подарок народу В конце 2006 года на экраны российских кинотеатров был выпущен фильм Павла Лунгина «Остров» (в кинопрокате с 23 ноября 2006 года). Его решили показать по российскому телеканалу в день православного «Рождества», 7 января 2007 года в самое удобное

Глава 5. Открытый город: бульвары, парки и улицы Парижа Людовик XIV был не из тех, кто понапрасну теряет время или не умеет мыслить широко и масштабно. Уже в 1667 году он начал первую из многих войн, целью которых было расширить территорию Франции – Деволюционную войну, чтобы

Известны две легенды о происхождении названия района, и обе они связаны с женщинами. Согласно первой версии, местность назвали так в честь жены боярина Федора Голтяя, который владел этими землями в начале XV века. Якобы жена его, Марья, была женщиной необыкновенной красоты. Другая версия гласит, что в этой роще жила шайка разбойников под предводительством атаманши Марьи.

Самый правдоподобный вариант происхождения названия, как всегда, наиболее прозаичен: после Смутного времени здесь появляется слободка Марьино, от которой роща и получила свое название. Впрочем, до начала XVIII века Марьина Роща была частью лесного массива, где действительно орудовали разбойники.

Как ни странно, знаменитым этот район стал благодаря кладбищу. Во второй четверти XVIII века сюда переносят божедомку — место, где хоронили самоубийц и погребали неопознанные трупы, найденные на улицах города. Была такая традиция: в день Семик, четверг на седьмой неделе после Пасхи, хоронить все неопознанные тела. Многие москвичи собирались в этот день на божедомках в надежде, что тут и были похоронены их близкие, пропавшие без вести.

После поминальных служб горожане отправлялись в соседнюю рощу, где продолжались уже светские поминки, с песнями и хороводами.

Такие собрания в Семик стали традицией и вскоре превратились в настоящие народные гулянья. Густая роща к этому располагала, а вскоре предприимчивые москвичи устроили здесь балаганы и трактиры.

Репродукция с картины неизвестного художника середины XIX века «Гулянье в Марьиной роще». Государственный исторический музей/РИА «Новости»

В начале XIX века местные крестьяне стали сдавать свои избы в аренду московским дачникам. Близость к городу и красивая Марьина роща решили дело, и место это стало притягивать и высший свет. Гулянья в Марьиной роще стали настоящей достопримечательностью Москвы, о них обязательно упоминали в путеводителях.

«Как это странно, в Москве самые любимые гулянья простого народа — Ваганьково и Марьина роща, — отмечал писатель Михаил Загоскин. — Ваганьково — кладбище за Пресненской заставой, Марьина роща — также старое кладбище в двух шагах от Лазаревского кладбища; одним словом, это место самых буйных забав, пьянства и цыганских песен окружено со всех сторон кладбищами.

В этой Марьиной роще все кипит жизнию, и все напоминает о смерти.

Тут, среди древних могил, гремит разгульный хор цыганок; там, на гробовой плите, стоят самовар, бутылки с ромом и пируют русские купцы».

Впрочем, в 1851 году в прекрасную зеленую рощу ворвался прогресс и железное чудище: через район проложили Николаевскую железную дорогу. Раскидистые деревья и тенистая прохлада сменились редкими березками и оглушительными гудками паровозов. К концу века район превратился в промышленный. За 15 лет (с 1897 по 1912) население его выросло в пять раз за счет притока рабочих. Большинство обитателей Марьиной рощи вынуждено было снимать жилье. В это время здесь часто находили для себя приют криминальные элементы: воры, грабители и скупщики краденого. Из дачного престижного района Роща превратилась в заводскую, криминальную окраину. Так, например, появилось выражение «В Марьиной роще — люди проще». В 1912 году корреспондент газеты «Московский листок» писал: «Канализации нет. Очистка нечистот производится примитивным способом — тянутся обозы «золотарей», вывозящие нечистоты, распространяя невозможный смрад».

Хитровка: биржа труда и ночлежки

Хитровка считалась самым опасным местом Москвы на рубеже XIX и XX веков. Интересно, что с XVII века на месте Хитрова рынка, который позже станет известным пристанищем нищих и преступников, жила русская знать. Дворянские усадьбы сгорели в 1812 году, а через 12 лет землю выкупил генерал-майор Николай Хитрово. Расчистив это место и построив здесь торговые ряды с жилыми подворьями, благотворитель подарил новую площадь Москве. После его смерти торговые ряды появились со всех четырех сторон Хитровской площади.

Дурная слава пришла к этому месту после того, как Хитровскую площадь сделали биржей труда.

После отмены крепостного права тысячи освободившихся крестьян ушли в город на заработки. Квалифицированной рабочей силы было мало, и людям приходилось неделями искать себе место работы. Кто-то его так и не находил и продавал последние свои вещи, чтобы прокормиться.

Обжорка на Хитровом рынке. Фото: pastvu.com

Все эти люди, приехавшие искать заработок, жили в ночлежных домах. «Двух- и трехэтажные дома вокруг площади все полны такими ночлежками, в которых ночевало и ютилось до десяти тысяч человек. Эти дома приносили огромный барыш домовладельцам, — писал Владимир . — На площадь приходили прямо с вокзалов артели приезжих рабочих и становились под огромным навесом, для них нарочно выстроенным. Сюда по утрам являлись подрядчики и уводили нанятые артели на работу. После полудня навес поступал в распоряжение хитрованцев и барышников: последние скупали все что попало. Бедняки, продававшие с себя платье и обувь, тут же снимали их и переодевались вместо сапог в лапти или опорки, а из костюмов — в «сменку до седьмого колена», сквозь которую тело видно».

Образ Хитровки, места, куда обычному человеку вход заказан, привлекал многих писателей, актеров и режиссеров. Например,

Станиславский и Немирович-Данченко в 1902 году приходили в одну из ночлежек, ставили на стол водку и колбасу и пировали вместе с босяками,

а заодно изучали быт городского «дна» для постановки и создания декораций пьесы Горького «На дне».

В период революции Хитровка стала уничтожать саму себя. Гиляровский описывал это так: «В 1917 году ночлежники «Утюга» все, как один, наотрез отказались платить съемщикам квартир за ночлег, и съемщики, видя, что жаловаться некому, бросили все и разбежались по своим деревням. Тогда ночлежники первым делом разломали каморки съемщиков, подняли доски пола, где разыскали целые склады бутылок с водкой, а затем и самые стенки каморок истопили в печках. За ночлежниками явились учреждения и все деревянное, до решетника крыши, увезли тоже на дрова. В домах без крыш, окон и дверей продолжал ютиться самый оголтелый люд».

В 1920-х годах Моссовет решил «зачистить» Хитров рынок. Советская власть «смахнула эту не излечимую при старом строе язву и в одну неделю в 1923 году очистила всю площадь с окружающими ее вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом», — писал Гиляровский.

Трубная площадь: «Ад» и «Преисподняя»

Как ни была опасна Хитровка, существовал в Москве район, который точно обошел все остальные в репутации самых неблагополучных мест. Трубная площадь с момента своего появления в городе была местом, где собирался простой люд. С 1590 года по одной стороне площади проходила стена Белого города. Внизу в одной из башен было проделано отверстие с решеткой, из которой вытекала речка Неглинная, это отверстие в народе называли «трубой». Отсюда и пошло название местности.

В ходе реконструкции Москвы после пожара 1812 года часть Неглинки была заключена в кирпичную трубу. Но труба не справлялась с весенним половодьем, поэтому

каждый год река мощными потоками вырывалась на поверхность, да так, что, по воспоминаниям очевидцев, «водопадом хлестала в двери магазинов и в нижние этажи домов».

Больше всего от наводнений страдали Трубная площадь и Неглинная улица.

Но репутацию московской площади подмочило не только это. В середине XIX века в трехэтажном доме , расположенном между Цветным бульваром и Трубной улицей, открылся известный на весь город трактир «Крым». Заведение быстро стало местом сбора шулеров, аферистов и азартных игроков, готовых просадить в карты все свои деньги. Причем среди игроков можно было встретить и богатых купцов.

Хотя «Крым» считался злачным местом, он был лишь «чистилищем». Настоящая преисподняя находилась под домом, в огромном подвальном помещении, которое занимало все пространство между Цветным бульваром и Трубной улицей. Если «Крым» шумел веселым венгерским хором, смехом и криками, то трактир «Ад» молчал. Даже вход в него — широкая дверь в стене ниже уровня тротуара — мог найти не каждый.

Трубная площадь. Фото: pastvu.com

Кроме «Ада», в подземелье находилась «Треисподняя». Это уже был не трактир, а настоящее место сходок преступников разного толка. Тут происходила подделка документов, воровской дележ награбленного, карточные игры на крупные суммы — счет шел на тысячи рублей — и много чего другого. Здесь было тихо, за порядком следили вышибалы, а допускали сюда только своих, тех, кого знали буфетчик, хозяин «Ада» или сами вышибалы.

«Треисподняя» представляла собой сложную сеть коридоров, в стенах которых находились каморки: «адские кузницы» и «чертовы мельницы».

Коридоры эти были подземными ходами, которые остались от водопроводной сети, устроенной под домом в конце XVII века. Благодаря таким норам все посетители «Ада» и «Треисподней» могли быстро уйти от облавы. Зная тщетность попыток поймать хоть кого-нибудь из авторитетных воров на их территории, полиция долгое время не заглядывала в «Треисподнюю».

Этим обстоятельством также пользовались и революционеры. В 1863 году в подземельях «Ада» революционер Николай Ишутин и его сообщники разрабатывали план покушения на Александра II. 4 апреля 1866 года Дмитрий Каракозов, двоюродный брат Ишутина, стрелял в царя. Монарх выжил, а вот «Треисподняя» — нет. Каракозова повесили, Ишутина приговорили к пожизненной ссылке, а московская полиция, наконец, обратила свое внимание на все самые опасные места. «Адские» подземелья были зачищены. «Крым» продержался на Трубной площади немногим дольше. В начале XX века домом Внукова стала владеть купчиха Прасковья Кононова. В помещении бывшего трактира она устроила магазин, где продавали строительные материалы, а вторую часть дома занимал мануфактурный магазин. Так Трубная площадь постепенно «исправилась» и превратилась в цивилизованный район города.

Грачевка: проститутки как прообраз Богоматери

Если Трубная площадь в XIX веке была местом сбора шулеров, азартных игроков и пьяниц, то разврат утекал в узкие переулки и тесные грязные дворики Трубной улицы. В то время она называлась Грачевкой или Драчихой и являлась московской улицей «красных фонарей». «Здесь жили женщины, совершенно потерявшие образ человеческий, и их «коты», скрывавшиеся от полиции, такие, которым даже рискованно было входить в ночлежные дома Хитровки», — писал об этом районе Гиляровский.

Около входов и вдоль стен стояли женщины, зазывавшие на русском и неграмотном французском языках потенциальных клиентов и просто пьяных,

случайно зашедших сюда. После того как клиентов удавалось заманить внутрь, их грабили «коты», любовники проституток. Самые грязные и дешевые притоны находились во дворах Грачевки, они не освещались красными лампами, а окна их завешивались изнутри. Владели этими заведениями чаще всего беглые преступники и воры, хотя «на людях» хозяйками выступали их любовницы (бывшие проститутки). В 80-е годы XIX века заведения процветали и пользовались попустительством полиции и охранного отделения, поскольку не считались потенциально опасными для власти: все силы были сосредоточены на поиске революционеров.

Василий Перов «Утопленница» (1867)

В конце 70-х — начале 80-х годов XIX века на Драчихе жил молодой студент-медик, приехавший в Москву из Таганрога, по фамилии Чехов. Впоследствии писатель расскажет о своих впечатлениях от этого района в рассказе «Припадок».

В одном из таких заведений, из тех, что поприличнее, выходившем на саму Грачевку, в 60-х годах XIX века жила проститутка Фанни. Мы знаем о ней из рассказа «На натуре. Фанни под №30», который написал художник . Учитель Перова, искал натурщицу для того, чтобы нарисовать образ Богоматери в церкви, на стене за престолом.

В поисках «хорошей женской фигуры» он вместе со своим студентом отправился в один из публичных домов на Грачевке.

Там они и нашли молодую девушку Фанни: «Личность ее была самая обыкновенная, только темно-красные волосы, вроде как у Тициановской Магдалины, бросались в глаза. Лет ей, по виду, было с чем-нибудь двадцать».

Три дня Фанни позировала художнику (в обмен на плату по обычным расценкам — таково было условие «мамаши»). Однажды во время перерыва, когда художник разговаривал со своей моделью, девушка спросила, кого он пишет с нее. Узнав, что с нее пишут Богоматерь, девушка «превратилась в мраморную статую страха». «С меня… С меня… матерь… божию!!!.. Да вы с ума сошли, что ли?!» — так отреагировала тогда Фанни, назвав себя «погибшей, презренной и развратной женщиной, которой нет спасения».

Через несколько лет Перов, задумав картину «Утопленница», пошел в морг, чтобы там срисовать образ утонувшей женщины с тела молодой девушки. Не глядя, он выбрал одно из тел под номером 30. Это была Фанни, умершая за несколько дней до этого от чахотки.

Трубная площадь избавилась от репутации «плохого» местечка к началу ХХ века, а вот из Грачевки криминал и проституцию выгнать было сложнее. В 1907 году улицу переименовали в Трубную, но дух Драчихи оставался на ней вплоть до 1920-х годов, пока притоны не были снесены советской властью.

И на территории административного округа города Москвы.

На площадь выходят Петровский бульвар, Рождественский бульвар, Неглинная улица, Цветной бульвар и Трубная улица.

XVIII веке на месте современной улицы Неглинной улицы протекала река Неглинная, позже заключенная под землю. Здесь же проходила стена Белого города, с глухой башней, т.е. ворот не было, а существовало лишь отверстие, перегороженное железной решеткой, через которую протекала река. Отверстие имело в длину около пяти метров и называлось «Трубою». Отсюда и вся местность вокруг стала носить название «Труба», потом – «Трубная площадь».

В конце XVIII века по приказу Екатерины Великой началось строительство Мытищинского водопровода. И под руководством инженера генерала Ф.Б. Бауера и полковника Герарда, был построен первый московский водопровод, открытый в октябре 1804 года. Чистая и вкусная вода, в количестве 330 тысяч ведер в сутки, была взята из ключей, лежащих в одной версте от села Большие Мытищи. Там вода была собрана с помощью крытых ключевых бассейнов и проведена в Москву самотеком (ключи находились выше Москвы-реки на 32 метра) по кирпичной галерее. В Москве вода была сосредоточена в обширном павильоне, под ротондой, на Трубной площади. Внутри павильона имелся бассейн, обложенный камнем, с вертикальной чугунной трубой посередине. Когда вода наполняла бассейн, излишки ее уходили в вертикальную чугунную трубу, проходили затем по трубам в фонтаны, находившиеся между Трубной площадью и Кузнецком мостом.

Примечательные здания и сооружения

В юго-западной части площади, на углу Неглинной улицы и Петровского бульвара, находится бывшее здание ресторана и гостиницы «Эрмитаж», построенное в 1864 году. В настоящее время в здании находится театр Школа современной пьесы (дом № 29/14).

Юго-восточная часть площади вплоть до середины XIX века была занята огородами расположенного неподалёку Богородице-Рождественского монастыря. В 1865 году здесь был построен двухэтажный дом, в котором сдавались дешёвые квартиры студентам. Дом неоднократно перестраивался, а в начале XXI века был снесён. Сейчас здесь с нуля возводится квартал, сочетающий псевдо-старинный стиль с модерном, под названием «Неглинная Plaza».

Северо-западный угол на стыке Петровского и Цветного бульваров застроен прижатыми друг к другу однотипными купеческими домами конца XIX века.

В северо-восточном углу площади между Цветным бульваром и Трубной улицой находился трёхэтажный дом Внукова, на первом этаже которого в середине XIX века располагался трактир «Крым», имевший дурную славу притона, где собиралось городское «дно». Подвалы трактира носили название «Ад» и «Преисподняя». В XX веке трактир был закрыт, в доме Внукова расположился магазин. В 1981 году дом Внукова был снесён, а на его месте построен Дом политического просвещения МГК КПСС, в 1991 году преобразованный в Парламентский центр России. В 2004 году он был, в свою очередь, полностью снесён, на его месте с того времени идёт строительство «многофункционального комплекса административных и жилых зданий».

БЕСЫ ИЗ ТРАКТИРА "АД"

140 лет назад всю Россию потрясло известие о попытке убийства царя-реформатора Александра II. Средь бела дня 4 апреля 1866 года в центре Санкт-Петербурга у ограды Летнего сада в гулявшего императора стрелял, но промахнулся приехавший из Москвы молодой человек по имени Дмитрий Каракозов. Как выяснило следствие, Каракозов принадлежал к группе юных радикалов, во имя своих высоких целей не брезговавших уголовщиной. Не случайно великий русский писатель Ф. М. Достоевский, не понаслышке знакомый с миром уголовников-каторжан, увековечил этих горе-революционеров в романе с выразительным названием «Бесы»…

Шестеро главных персонажей этого очерка дружили с детства, с первых лет учебы в Пензенской губернской гимназии на переломном для России рубеже 1850-1860-х гг. На глазах у этих юношей – Дмитрия Юрасова, Николая Ишутина, Дмитрия Каракозова, Максимилиана Загибалова, Петра Ермолова, Виктора Федосеева - крепостная, дворянско-помещичья Россия потерпела поражение в Крымской войне 1853-1856 гг. Не выдержав такого позора, царь Николай I, державший Россию «замороженной» все 30 лет своего правления, ушел из жизни. Сменивший его на троне Александр II начал в России реформы, но неспешные и половинчатые: крестьянам дали личную свободу, но без земли, горожанам – местное самоуправление, но не независимый парламент. В стране оживились торговля и промышленность, а вот перемены в сельском хозяйстве шли медленно. Длившаяся почти 50 лет война на Кавказе завершилась в 1859 году пленением вождя тогдашних «моджахедов» имама Шамиля, но новые волнения назревали на западных окраинах империи – на землях нынешней Литвы и Белоруссии.
Юные пензенцы с нетерпением следили за шедшими в стране переменами и, по гимназической моде тех лет, зачитывались тогдашним «самиздатом» – сочинениями Герцена и Огарева, Полежаева и Достоевского. Под воздействием их книг пензенские гимназисты, как и многие их сверстники, к 16-17 годам были полны решимости добиваться освобождения России от самодержавия и бюрократии. Свой путь к воплощению этих замыслов выпускники связывали с продолжением учебы в университетах – благо, туда их принимали без экзаменов. Осенью 1860 года один из них, Дмитрий Каракозов, поехал учиться в Казанский университет, остальные пятеро друзей продолжили учебу в Московском университете.
Именно в Москве юные провинциалы, признанным лидером которых с детства был кособокий книгочей Николай Ишутин, впервые участвовали в бурных политических событиях. Правительство, опасаясь притока в университеты массы крестьянских детей, получивших в 1861 году личную свободу, в том же году ввело плату за высшее образование, отсекая от него малоимущих россиян. Недовольные студенты ответили массовыми демонстрациями в Санкт-Петербурге и Москве. Их зачинщики были отчислены из университетов и взяты под арест, а их товарищи прервали учебу. Студенческие волнения в Москве длились до 12 октября 1861 года, когда тысячная демонстрация молодежи вышла к дому генерал-губернатора на Тверской улице, 13, где ныне расположена столичная мэрия.
В тот день, вошедший в историю Москвы как «день битвы под «Дрезденом» (по имени гостиницы на Тверской площади, у стен которой происходили основные события), полиция и казаки при содействии купцов и приказчиков из соседнего Охотного ряда вступили в массовую драку со студентами, перешедшую на соседние Дмитровку и Большую Никитскую улицы. В тот раз Ишутин с товарищами отделались синяками и несколькими днями ареста в Тверской полицейской части. Зато они впервые почувствовали себя революционерами, и в начале 1862 года вступили в созданную тогда в Питере и Москве тайную организацию «Земля и Воля».

«ТРЕИСПОДНЯЯ»
Для пущей конспирации «землевольцы» собирались не в знаменитом квартале тогдашних студенческих общежитий между Большой и Малой Бронными улицами, где снимали комнаты Ишутин и большинство его земляков. Излюбленным местом встреч молодых заговорщиков стал трактир «Крым» на Трубной площади. Первые упоминания о нем датированы еще 1840-ми годами, когда на Трубную площадь была перенесена из Охотного ряда торговля певчей птицей, голубями, мелкими животными. Тогда же «Труба», как фамильярно именовали ее завсегдатаи, стала любимым местом промысла воров-карманников, шулеров, проституток и других «прилипал» к рыночным торговцам.
До начала 1850-х гг. местом их отдыха был ближайший к рыночной площади Трубный бульвар. Но в мае 1852 года тогдашний генерал-губернатор Москвы, знаменитый своей вспыльчивостью и самодурством граф А.А. Закревский, отдал приказ: «…Найдя, что Трубный бульвар служит притоном мошенникам и проституткам, а по способу посадки деревьев полиции затруднительно иметь за ним наблюдение, приговариваю его к уничтожению». Деревья тут же срубили, бульвар на всякий случай переименовали в Цветной, а его постояльцев оттеснили с улицы в соседний трактир «Крым», выразительное описание которого оставил в своей книге «Москва и москвичи» Владимир Гиляровский:
«…Разгульный «Крым» занимал два из трех этажей здания. В третьем этаже трактира гуляли шулера, аферисты и всякое жулье, сравнительно прилично одетое. Под бельэтажем нижний этаж был занят торговыми помещениями, а под ним, глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, отчаянным разбойничьим местом, известным под именем «Ад»…
Другую половину подземелья звали «Треисподняя», и в нее имели доступ только личности, известные буфетчику и вышибалам... «Треисподняя» состояла из коридоров, по обеим сторонам которых были большие каморки, известные под названием «адских кузниц» и «чертовых мельниц». Здесь тогдашние воровские «авторитеты» – «иваны» и «болдохи» - играли в карты на свою добычу, иногда ценою в тысячи рублей. В этой половине было всегда тихо – пьянства не допускали вышибалы, одного слова или молчаливого жеста которых боялись все. Круглые сутки в маленьких каморках делалось дело: то «тырбанка сламу», то есть дележ награбленного и его продажа, то исполнение заказов по фальшивым паспортам особыми спецами. Несколько каморок были обставлены как спальни – опять-таки только для почетных гостей и их «марух»...
Заходили сюда иногда косматые студенты, пели «Дубинушку» в зале, шумели, пользуясь уважением бродяг и даже вышибал, отводивших им каморки, когда не было мест в зале. Тогда полиция не заглядывала сюда, облав не было, да они ни к чему бы и не повели – под домом были подземные ходы, оставшиеся от водопровода, устроенного в конце XVIII века…»
В дополнение к рассказу Гиляровского стоит упомянуть, что кроме трех выходов на Трубную площадь, Цветной бульвар и Грачевку, во двор трактира «Крым» из «Ада» вели еще две потайные двери. На этих двух дверях на разной высоте выше человеческого роста в сумерках ставили особые перекладины – так, что случайный человек, выбегая из «Ада», не мог не расшибиться о них. А еще от буфета на входе в «Ад» в тамошние «кузницы» и «мельницы» вел шнур со звонками на случай внезапной облавы.

ЧТО ДЕЛАТЬ, ИЛИ «ОБЩЕСТВО ВЗАИМОПОМОЩИ»
Вероятно, первым московским студентом, освоившимся в 1850-х гг. в «Аду» и «Треисподней», был Иван Гаврилович Прыжов – сын швейцара московской Мариинской больницы на Божедомке (в 1821 году, шестью годами раньше Прыжова, в семье врача этой больницы родился Федор Достоевский). Окончив 1-ю московскую гимназию, Иван Прыжов в 1848-1851 гг. посещал Московский университет, а затем, так и не закончив его, занял низшую должность в канцелярии Московского суда.
Учебу, а затем и службу Прыжов сочетал с изучением народного быта России, сосредоточившись на истории и нравах российских кабаков. В конце 1860-х гг. это его увлечение воплотилось в весомый научный труд «История кабаков на Руси». Но в 1850-х гг. грамотей, балагур и любитель застолий Иван Прыжов лишь подступал к своей главной теме, попутно сведя знакомство со всей тогдашней «Москвой кабацкой» и делясь своими связями с другими студентами, таившимися от полиции. Благо, те всерьез интересовались бытом и нравами «трущобных людей». Так, тогдашний духовный вождь революционной молодежи, один из основателей упомянутой выше организации «Земля и Воля» Николай Гаврилович Чернышевский видел возможных союзников в борьбе с самодержавием в бродягах из сектантов и раскольников, в полууголовных артелях волжских бурлаков и в прочих маргиналах.
Работа московской организации «Земли и Воли» продлилась несколько месяцев, ограничившись собраниями в подвалах трактира «Крым» и выпуском нескольких рукописных прокламаций. В июле 1862 года Чернышевский был арестован в Петербурге по обвинению в подстрекательстве крестьян к бунту и сотрудничестве с политэмигрантами Герценом и Огаревым. Его немногочисленные сподвижники в Питере также оказались за решеткой, либо покинули Россию. Московские «землевольцы» на время оставили конспирацию и переключились на «пропаганду делом» социальных идей «обобществленного труда». Их автором был все тот же неутомимый Чернышевский – благо, режим содержания под следствием в Петропавловской крепости не помешал ему в 1862-1864 гг. написать и передать на волю рукопись - известный всем поколениям советских школьников роман «Что делать?».
В полном соответствии с содержанием романа московские студенты и курсистки, среди которых был и Николай Ишутин с товарищами, осенью 1864 года основали в Москве «Общество взаимопомощи» с переплетными мастерскими, где сами работали в свободное от учебы время. Впрочем, именно для учебы его оставалось все меньше, поскольку к концу 1864 года юные революционеры, лишившиеся прежних вожаков, свели знакомство с новыми, еще более «авторитетными» наставниками – уцелевшими повстанцами-сепаратистами из Польши и Литвы, переселившимися в Москву. К слову, большинство этих «борцов за свободу» были выходцами из местного дворянства-шляхетства. Добиваясь полного суверенитета от России, они в случае победы отнюдь не собирались делиться своей землей с земляками-крестьянами.
Но мелкие нестыковки в политических взглядах не помешали московским и польским заговорщикам совместно устроить побег из тюрьмы уроженца Житомира Ярослава Домбровского. После подавления восстания 1863 года военно-полевой суд приговорил 27-летнего штабс-капитана российской армии Домбровского, изменившего присяге и перешедшего на сторону бунтовщиков, к расстрелу с заменой 15 годами каторги. По дороге в Сибирь Домбровского в ожидании этапа поместили в Московскую пересыльную тюрьму. (До 1830 года тюрьма размещалась в бывших рабочих бараках на заброшенной стройке Храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. Затем ее перевели на улицу Волхонка в каменные здания бывшего Колымажного двора – комплекса царских конюшен и каретных мастерских. В 1879 году пересыльной тюрьмой стала легендарная «Бутырка», здания Колымажного двора снесли, а на оставшемся пустыре в 1896 году начали строить нынешний Музей изящных искусств…)

«АД»
1 декабря 1864 года Ярослав Домбровский собрался в тюремную баню, но задержался в предбаннике, где торговки предлагали «арестантикам» калачи и сбитень. Накинув загодя приготовленный женский платок и полушубок, Домбровский вышел в группе торговок мимо осоловевшей от банного тепла и пара охраны за ворота тюрьмы. Там его ждал 19-летний вольнослушатель Московского университета Болеслав Шостакович (родной дед знаменитого советского композитора), который отвел Домбровского на ночлег в трактир «Ад» на Трубной площади.
Следующую ночь беглец переночевал в комнате, которую Николай Ишутин и Петр Ермолов снимали тогда в доме Ипатова в Трехпрудном переулке (нынешний дом № 1). Из Москвы Домбровский благополучно скрылся во Францию, где погиб в 1871 году в дни Парижской Коммуны, сражаясь на баррикадах во главе местных революционеров.
Участие в побеге Домбровского вдохновило Ишутина и его друзей на новые дерзкие планы. Как вспоминала их тогдашняя коллега по переплетной артели Елена Козлинина, более полувека проработавшая хроникером Московского окружного суда, «…Ишутин был озлобленным человеконенавистником – возможно, по причине своего физического уродства. Его ближайший друг Петр Николаев – типичный хулиган, до последней степени беспринципный. Другие фигуры, окружавшие их, по большей части представляли зеленую молодежь, очень неуравновешенную и до последней возможности распропагандированную...»
В феврале 1865 года Ишутин, оттеснивший от лидерства в «Обществе», объединявшем более 600 студентов и курсисток, его устроителя Петра Свиридова, предложил превратить общество в «Политическую организацию». Участвовать в ее работе согласилось не больше половины членов «Общества». Но неугомонного Ишутина это не смутило – к концу 1865 года он создал в составе «Организации» еще более тайное общество под названием «Ад». Его членами, помимо самого Ишутина, стали его кузен Дмитрий Каракозов (он переехал в Москву из Казани после того, как был отчислен из тамошнего университета и долго лечился от хронических желудочных болезней и алкоголизма), а также их земляки Дмитрий Юрасов и Петр Ермолов.
Собрания «Ада» шли в трактире «Крым», в пресловутой переплетной мастерской «Общества» (дом на углу Сытинского переулка и Большой Бронной улицы под нынешним № 3/25), а также в излюбленной московским студенчеством библиотеке-читальне Анатолия Черенина (Рождественка, дом № 8, строение 1 – доходный дом был недавно снесен).
Неизвестно, как долго длилась бы деятельность «Ада», члены которого с гордостью именовали себя «мортусами» («смертниками»), если бы 4 апреля 1866 года Каракозов не был задержан в Петербурге сразу после неудачной попытки убийства царя выстрелов в царя – во время выстрелов его руку случайно оттолкнул оказавшийся поблизости мастеровой О. И. Комиссаров.
При аресте стрелок пытался принять яд, но его тут же вырвало. Поначалу террорист отказался назвать себя, но 7 апреля его как «постояльца 55-го номера» опознал содержатель питерской гостиницы «Знаменская». При обыске в гостиничном номере жандармы нашли разорванные конверты, сложив из клочков адреса: «На Большой Бронной дом Полякова, Ишутину» и «Ермолову, Пречистенка».
9 апреля 1866 года земляки и сожители Ишутина Максимилиан Загибалов и Дмитрий Юрасов были арестованы в их съемной комнате доходного дома под нынешним № 6, принадлежавшем московскому богачу Лазарю Полякову. (Свой нынешний облик это здание приняло после того, как в 1883 году архитектор Михаил Чичагов перестроил его по заказу Полякова в синагогу). Самого Николая взяли в ночь с 9 на 10 апреля в переплетной мастерской Общества. Всего до конца апреля в Москве и Санкт-Петербурге по делу о покушении на царя было опрошено 2 тысячи человек. Следователи, действиями которых лично руководил генерал-губернатор Москвы князь В. А. Долгоруков, ежедневно допрашивали по 60-100 человек, работая с 10 утра до часа ночи. В итоге, под арестом на время следствия оказалось 196 человек, а на скамью подсудимых в августе 1866 года попали Каракозов, Ишутин и еще 32 их знакомца по «Организации» и «Аду».

Как удалось доподлинно установить следствию и суду, замысел цареубийства возник у Каракозова и Ишутина еще в декабре 1865 года и был внесен ими в так называемый «Устав» «Ада». Юрасов, Ермолов и Загибалов знали об этом намерении, но не поддерживали его, считая главной задачей «мортусов» укрепление связей с революционными кружками в провинции, со ссыльными поляками и организацию побега с каторги Н. Г. Чернышевского. Впрочем, спорщики были одинаково заинтересованы в изыскании денег на свои замыслы – и даже уговорили одного из членов «Общества», 23-летнего Виктора Федосеева, отравить своего отца, пензенского помещика, чтобы затем употребить его наследство на нужды революции. Правда, заговорщики не успели реализовать этот замысел – и Ишутин передал яд (стрихнин) добровольно вызвавшемуся на цареубийство и смерть Каракозову.
В обвинительном заключении было указано, что пистолет и пули для покушения на царя Каракозов приобрел в марте 1866 года на рынке в Санкт-Петербурге на деньги, тайно «одолженные» (а попросту украденные) Ишутиным из кассы «Общества взаимопомощи».
Лишь через несколько лет после суда и казни Каракозова ссыльный «ишутинец» Иван Худяков случайно проговорился о том, что еще накануне отъезда из Москвы в феврале 1866 года Каракозов потратил часть денег на покупку двуствольного револьвера, из которого потом стрелял в царя, у бандитов-«иванов» на Трубной площади. Второй револьвер в день покушения находился у испугавшегося стрелять в императора террориста-дублера Петра Ермолова. Сразу после ареста Каракозова он скрылся в Москве, но его роль в замысле цареубийства тогда так и осталась нераскрытой.
Впрочем, Ермолов и другие причастные к деятельности «Ада» понесли суровое наказание. Сам Каракозов, производивший на большинство знавших его людей впечатление ненормального человека, был повешен при большом скоплении народа на Смоленском поле в Санкт-Петербурге 3 сентября 1866 года. Также приговоренный к смерти, но подавший прошение о помиловании Ишутин узнал о «царской милости» – замене смертной казни бессрочной каторгой – уже стоя под петлей на эшафоте. Перенесенное им тогда потрясение повлекло за собой потерю рассудка и долгое угасание в каторжной больнице, откуда его увезли хоронить в 1879 году.
Большинство членов общества «Ад» – те же пензенцы Дмитрий Юрасов, Петр Ермолов, Максимилиан Загибалов, которым в то время было по 20-22 года, - были приговорены к каторжным работам на срок от 12 до 20 лет. Правда, в 1871 году, после пяти лет пребывания на каторге, все они были переведены на поселение, а в 1884 году получили от царя Александра III полное помилование и разрешение возвратиться на жительство в Россию.
Большинство членов «Общества взаимопомощи», не имевших прямого отношения к «Организации» Ишутина-Каракозова, включая познакомившего этих пензенцев с трактиром «Ад» Ивана Прыжова, в тот раз отделались легким испугом. Правда, Прыжову на время пришлось покинуть Москву после того, как напуганное полицейское начальство в том же 1866 году заставило держателей трактира «Крым» под угрозой полного сноса здания на время прикрыть весь злополучный подземный этаж с «Адом» и «Треисподней». Резонно считая Прыжова одним из виновников этого убыточного для хозяев и завсегдатаев «Ада» решения, местные «иваны» и «болдохи» всерьез, хотя и ненадолго, обиделись на летописца московских трактиров. Впрочем, к моменту его возвращения в Москву в конце 1860-х гг. былые страсти вокруг трактира «Крым» улеглись, а место Ишутина в узком кругу тогдашних радикальных революционеров занял новый вожак Сергей Нечаев, еще более подверженный уголовщине. Но о нем речь пойдет уже в следующем очерке…

Максим ТОКАРЕВ

Уже полтора месяца как состоялся последний в этом году Фотоутренник, а мы так и не выложили Детали, сфотографированные нами в районе Сретенки.

Исправляемся!

Деталей в этот раз не так много, но все как на подбор и истории про них преинтересные.

Прогуляться по переулкам вокруг Сретенки и рассмотреть детали —>

Пойдем от Сухаревской площади и переулками в сторону Сретенских ворот и Трубной площади

Посредине Сухаревской площади до 1934 г. возвышалась одноименная башня — выдающийся памятник архитектуры петровских времен. Увы, «для расширения движения» ее полностью снесли, несмотря на протесты и целый ряд предложений по оптимизации движения без сноса башни.

Под рекламой на площади скрывается еще одина деталь — символ ВСХВ-ВДНХ. Метро до ВДНХ дотянули лишь к концу 1950-х, поэтому до войны и в 1954 году, когда Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ) открылась во второй раз, а до этого все участники выставки и посетители добирались туда наземным транспортом с Колхозной площади (Сухаревская).

Этот же символ ВСХВ на входном билете

Здесь же в конце Сретенки у церкви Троицы в Листах, сильно ушедшей в землю за несколько столетий по уверениям Гиляровского продавали самый лучший табак:

Лучший табак, бывший в моде, назывался «Розовый». Его делал пономарь, живший во дворе церкви Троицы-Листы, умерший столетним стариком. Табак этот продавался через окошечко в одной из крохотных лавочек, осевших глубоко в землю под церковным строением на Сретенке. После его смерти осталось несколько бутылок табаку и рецепт, который настолько своеобразен, что нельзя его не привести целиком.
«Купить полсажени осиновых дров и сжечь их, просеять эту золу через сито в особую посуду.
Взять листового табаку махорки десять фунтов, немного его подсушить (взять простой горшок, так называемый коломенский, и ступку деревянную) и этот табак класть в горшок и тереть, до тех пор тереть, когда останется не больше четверти стакана корешков, которые очень трудно трутся: когда весь табак перетрется, просеять его сквозь самое частое сито. Затем весь табак сызнова просеять и высевки опять протереть и просеять. Золу также второй раз просеять. Соединить золу с табаком так: два стакана табаку и один стакан золы, ссыпать это в горшок, смачивая водой стакан с осьмою, смачивать не сразу, а понемногу, и в это время опять тереть, и так тереть весь табак до конца, выкладывая в одно место. Духи класть так: взять четверть фунта эликсиру соснового масла, два золотника розового масла и один фунт розовой воды самой лучшей. Сосновое масло, один золотник розового масла и розовую воду соединить вместе подогретую, но не очень сильно; смесь эту, взбалтывая, подбавлять в каждый раствор табаку с золою и все это стирать.
Когда весь табак перетрется со смесью, его вспрыскивать оставшимся одним золотником розового масла я перемешивать руками. Затем насыпать в бутылки; насыпав в бутылки табак, закубрить его пробкой и завязать пузырем, поставить их на печь дней на пять или на шесть, а на ночь в печку ставить, класть их надо в лежачем положении. И табак готов».

Здесь хорошо заметно насколько поднялся с 17 века культурный слой

От Сретенки в сторону Цветного бульвара отходит Большой Сухаревский переулок. Где-то посредине фотографии он продолжается Малым Сухаревским переулком и упирается в бульвар.

К концу XIX века здесь образовался натуральный московский «район красных фонарей», знаменитая Грачевка, который, правда, разогнали еще до революции, а переулки с дурной славой переименовали. Так Малый и Большой Колосовы стали Малым и Большим Сухаревскими.

А вот что про этот переулок писал Гиляровский:

Самым страшным был выходящий с Грачевки на Цветной бульвар Малый Колосов переулок, сплошь занятый полтинными, последнего разбора публичными домами. Подъезды этих заведений, выходящие на улицу, освещались обязательным красным фонарем, а в глухих дворах ютились самые грязные тайные притоны проституции, где никаких фонарей не полагалось и где окна завешивались изнутри.
Характерно, что на всех таких дворах не держали собак… Здесь жили женщины, совершенно потерявшие образ человеческий, и их «коты», скрывавшиеся от полиции, такие, которым даже рискованно было входить в ночлежные дома Хитровки. По ночам «коты» выходили на Цветной бульвар и на Самотеку, где их «марухи» замарьяживали пьяных. Они или приводили их в свои притоны, или их тут же раздевали следовавшие по пятам своих «дам» «коты». Из последних притонов вербовались «составителями» громилы для совершения преступлений, и сюда никогда не заглядывала полиция, а если по требованию высшего начальства, главным образом прокуратуры, и делались обходы, то «хозяйки» заблаговременно знали об этом, и при «внезапных» обходах никогда не находили того, кого искали…
Хозяйки этих квартир, бывшие проститутки большей частью, являлись фиктивными содержательницами, а фактическими были их любовники из беглых преступников, разыскиваемых полицией, или разные не попавшиеся еще аферисты и воры .

И сегодня несложно представить как через систему кривых проходных дворов Грачевки от полиции уходили преступники.

Интересное название переулка вернули в 1907 году, когда разогнали публичные дома и переименовали улицы Грачевки. До 1907 г. он назывался Мясным по располагавшимся здесь лавкам, а Последним он назывался в 18 веке, когда фактически был последним переулком от центра в этом районе. Если интересует тема забавных и странных названий московских улиц, то .

В этом же Последнем переулке новодельный бизнес-центр «украшен», наверное, самыми странными современными изваяниями — трехметровыми атлантами в трусах

На углу Трубной площади и Цветного бульвара сейчас высится огромный стеклянный бизнес-центр.

А при Гиляровском в конце 19 века здесь все было совсем по-другому:

…на углу между Грачевкой и Цветным бульваром, выходя широким фасадом на Трубную площадь, стоял, как и теперь стоит, трехэтажный дом Внукова. Теперь он стал ниже, потому что глубоко осел в почву. Еще задолго до ресторана «Эрмитаж» в нем помещался разгульный трактир «Крым», и перед ним всегда стояли тройки, лихачи и парные «голубчики» по зимам, а в дождливое время часть Трубной площади представляла собой непроездное болото, вода заливала Неглинный проезд, но до Цветного бульвара и до дома Внукова никогда не доходила.
Разгульный «Крым» занимал два этажа. В третьем этаже трактира второго разряда гуляли барышники, шулера, аферисты и всякое жулье, прилично сравнительно одетое. Публику утешали песенники и гармонисты.
Бельэтаж был отделан ярко и грубо, с претензией на шик. В залах были эстрады для оркестра и для цыганского и русского хоров, а громогласный орган заводился вперемежку между хорами по требованию публики, кому что нравится,—оперные арии мешались с камаринским и гимн сменялся излюбленной «Лучинушкой».
Здесь утешались загулявшие купчики и разные приезжие из провинции. Под бельэтажем нижний этаж был занят торговыми помещениями, а под ним, глубоко в земле, подо всем домом между Грачевкой и Цветным бульваром сидел громаднейший подвальный этаж, весь сплошь занятый одним трактиром, самым отчаянным разбойничьим местом, где развлекался до бесчувствия преступный мир, стекавшийся из притонов Грачевки, переулков Цветного бульвара, и даже из самой «Шиповской крепости» набегали фартовые после особо удачных сухих и мокрых дел, изменяя даже своему притону «Поляковскому трактиру» на Яузе, а хитровская «Каторга» казалась пансионом благородных девиц по сравнению с «Адом».

И снова дворы Грачевки.

Главное держать
себя в руках
и не ударяться
в постмодернизм

Одно из зданий украшено забавными беременными кариатидами. Тоже был публичный дом

А почти на соседнем доме гордо висит почетный знак ОСОАВИАХИМа ().

И внезапно в одном из дворов обнаружился .

На одном из домов в Печатниковом переулке висит медальон с Лениным. Документально история нигде не подтверждена, но старожилы рассказывают, что в день смерти Ленина в январе 1924 года дом загорелся, и после ремонта у входа повесили рельефный медальон с изображением вождя.

Так один из домов по Печатникову выглядит со двора

А так с улицы… Это бывший дом разбогатевшего крестьянина Сысоева, который въехав сюда в 1896 г. украсил его на свой вкус

Общий вид на склон Печатникова переулка.

Про этот переулок несколько лет назад даже был снят пронзительный и философский короткометражный фильм:

И, напоследок, уже у Сретенских ворот во дворе можно видеть старый дореволюционный люк производства «Мюръ и Мерелизъ»