Антитоталитарная тема в русской литературе, возникшая во второй половине 50-х годов прошлого века, не потеряла своего значения в наше время, хотя личности писателей, трудившихся в этом направлении, порой вызывают больше интереса, чем их произведения. Несомненным лидером среди писателей-диссидентов является фигура поистине культовая - Александр Исаевич Солженицын. В антитоталитарной прозе Солженицын занимает такое место, какое занимал Пушкин среди поэтов Золотого века: из множества талантливых людей только он стал ассоциироваться со своей эпохой. К этому человеку никто не мог остаться равнодушным - ни почитатели, ни критики.

Солженицын даже не был первооткрывателем темы человеческой трагедии в условиях несвободы. Еще раньше об этом с болезненной выразительностью успели написать Иван Солоневич и Варлам Шаламов, чей лагерный опыт был гораздо тяжелее. Но именно «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ» произвели настоящий фурор как в Советском Союзе, так и за его пределами. Жестко и решительно писатель сорвал завесу с того, что прежде являлось тайной. Эта бескомпромиссность пугала и шокировала тех людей, которые были рады поскорее забыть свое страшное прошлое и снова шагать вперед к светлому будущему. Солженицын же предпочел поступить иначе. Он всегда был по натуре борцом, к тому же перфекционистом, всегда стремился к совершенству.

Солженицын - человек действия. И ему удалось довести борьбу с тоталитарным коммунизмом до победного конца, хотя цена этого была достаточно высока - преследования, травля, высылка из СССР, да и разрыв отношений с некоторыми товарищами. Так распалась, едва успев начаться, дружба с Варламом Тихоновичем Шаламовым, который считал неправильным добиваться мировой славы за счет личной трагедии.

У этих лагерных летописцев часто случались разногласия, особенно когда дело касалось различных литературных тонкостей. Например: стоит ли использовать средства художественной выразительности при описании будней за колючей проволокой? О таком явлении следовало бы рассказывать беспристрастно. Для чего подробно выписывать человеческие характеры? Гулаговская мясорубка перемалывает каждую личность, оставляя жалкий остаток мышц и костей, обтянутых кожей с незаживающими цинготными язвами. Как заметила И.П. Сиротинская, исследователь творчества Шаламова, «если бы Солженицыну пришлось описывать толпу, стоящую перед газовой камерой Освенцима, то он бы и тогда тщательно прописал каждый характер». Слишком разными оказались подходы у двух авторов к изображению лагерной жизни. Каждый описывал то, что видел. Если у Солженицына неволя - это чистилище, способное возвысить дух, то у Шаламова - страшный ад, где пропадают последние остатки веры.

Даже у самых близких друзей Солженицын не всегда мог найти поддержку. Как и любой яркой индивидуальности, писателю часто приходилось сталкиваться с непониманием окружающих. Но это не ослабило его внутренней энергии. Старые лагерники, отсидевшие по десять, пятнадцать, а то и двадцать пять лет, недоумевали: почему этот человек не может смириться с тем, что уже прошло? Тем более, срок у него был относительно небольшой по тем временам - 8 лет. Однако не в характере Солженицына было смиренно нести свой крест. Его упрекали в чрезмерном самолюбовании, истеричности, неуемной жажде славы, но только такой человек - беспощадный к проявлениям любого рода несправедливости - сумел стать вестником, сказать всему миру слово правды.

Вскоре к Александру Исаевичу приходит всемирная известность - он становится нобелевским лауреатом. Расплатой за это оказалась депортация из родной страны и насильственная эмиграция. В СССР любое упоминание о Солженицыне носило исключительно негативный характер.

Лагерную прозу Александра Исаевича исследовали многие литературоведы, но очень редко уделяется внимание драматургии Солженицына. Трагедия «Пленники» или трагикомедия «Пир победителей» уступают по своей выразительности таким шедеврам, как роман «В круге первом» или повесть «Один день Ивана Денисовича», однако тоже имеют свои достоинства. В них есть яркие, запоминающиеся персонажи, им присущи колоритный язык, неожиданные повороты сюжета, и, конечно, важная тема нравственного выбора при сложных жизненных обстоятельствах.

Актуальность и научная новизна данной работы определяются тем, что в работе затрагивается малоизученная драматургия Солженицына.

Практическая значимость работы заключается в том, что полученные данные могут быть использованы в преподавании дисциплины «История русской литературы ХХ века»

Цель работы - на примере персонажей лагерной прозы и драматургии Солженицына раскрыть тему нравственного выбора в условиях несвободы;

Задачи работы:

1. Дать общую характеристику времени тоталитарного режима в СССР;

2. Определить вклад Солженицына в антитоталитарную литературу

3. Проанализировать образы ведущих персонажей Солженицына.

Реферат на тему

Проза Солженицына «Лагерная».

Выполнил студент С-13 группы

Соболев Алексей

Преподаватель

Горбунова А. П.

Белгород.

В русской прозе 1970-90-х годов, а также «возвращенной» литературе значительное место занимают произведения, в которых воссоздана трагедия народа, пережившего массовые репрессии в сталинскую эпоху. Лагерная тема нашла отражение в прозе В. Шаламова, А. Солженицына,
Ю. Домбровскою, О. Волкова и других авторов, испытавших на себе ад ГУЛАГа. Многое из того, что пережили наши соотечественники полвека назад, конечно же, страшно. Но еще страшнее забыть прошлое, оставить без внимания события тех лет. История повторяется, и кто знает, все может произойти снова в еще более жесткой форме. А.И.Солженицын был первым, кто показал в художественной форме психологию времени. Он первый открыл завесу тайны над тем, о чем знали многие, но боялись рассказать. Именно он сделал шаг в сторону правдивого освещения проблем общества и отдельно взятого человека. Каждый, кто прошёл репрессии, описанные Солженицыным (да и не только им), заслуживает особого внимания и почтения, вне зависимости от того, где он их провел. «Архипелаг Гулаг» является не только памятником всем, «кому не хватило жизни об этом рассказать», это своего рода предостережение будущему поколению.

Краткий обзор творчества А.И.Солженицына.

В 1962 в журнале "Новый мир", главным редактором которого был А.Т.Твардовский, был опубликован рассказ "Один день Ивана Денисовича", сделавший имя Солженицына известным всей стране и далеко за ее пределами. Образ главного героя сложился из солдата Шухова, воевавшего в советско-германскую войну (никогда не сидевшего) и личного опыта автора. Остальные лица – все из лагерной жизни, с их подлинными биографиями. В своём рассказе он практически открыл для отечественного читателя лагерную тему, продолжив разоблачение сталинской эпохи. В эти годы Солженицын в основном пишет рассказы, которые критика иногда называет повестями: «Случай на станции Кочетовка», «Для пользы дела». Потом увидел свет рассказ «Матренин двор». На этом публикации прекратились. Больше ни одно из произведений писателя не было допущено к изданию в СССР, поэтому они печатались в самиздате и за рубежом (роман "В круге первом", 1955 - 68; 1990; повесть "Раковый корпус", 1966, 1990). В 1962 году Солженицына приняли в Союз писателей и даже выдвинули на Ленинскую премию. В 1960-е Александр Исаевич работал над книгой "Архипелаг ГУЛАГ" (1964 - 1970), которую приходилось писать тайком и постоянно прятать от органов КГБ, так как они бдительно следили за деятельностью писателя. Но письма бывших заключенных и встречи с ними способствуют работе над многими произведениями. Публикация трехтомного художественно-документального исследования "Архипелаг ГУЛАГ" произвела на российского и мирового читателя не меньшее впечатление, чем "Один день Ивана Денисовича". Книга не только представляет подробнейшую историю уничтожения народов России, но и утверждает христианские идеалы свободы и милосердия, одаривая опытом сохранения души в царстве "колючей проволоки". Работа писателя ставит своей целью проследить соотношение категорий "правда факта" и "художественная правда" на материале произведения документальной прозы "Архипелаг ГУЛАГ". Создававшееся на протяжении десяти лет, это произведение стало энциклопедией лагерной жизни. Но что такое "Архипелаг ГУЛАГ" - мемуары, автобиографический роман, своеобразная историческая хроника? Александр Солженицын определил жанр этого документального повествования как "опыт художественного исследования". То, что изображено в его книгах, не может быть подвергнуто искажению, неся своеобразный отпечаток времени, власти и истории. В 1967 Солженицын был исключен из Союза писателей. В сентябре 1965 КГБ захватывает архив Солженицына, что перекрывает возможности публикаций некоторых книг. Напечатать удается лишь рассказ "Захар Калита" ("Новый мир", 1966, № 1). А повесть «Раковый корпус» начинает публиковаться за границей. Например, одну главу («Право лечить») автор отдал для напечатания в Словакии. К весне 1968 вся первая часть полностью, но с большими погрешностями, была напечатана. Нынешнее издание – первое выверенное автором и окончательное. Присуждение Нобелевской премии по литературе "за нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы” в 1975 г. возбуждает новую волну преследований и клеветы. Писатель переезжает жить в Цюрих. После декабря 1975 он совершает поездку в США, где выступает перед профсоюзными деятелями в Вашингтоне и Нью-Йорке. Солженицын - человек, глубоко верующий, не приемлющий насилия, во многих своих произведениях стремится обосновать альтернативный реальный исторический путь мирового развития. В 1974 он основал "Русский общественный фонд", передав в него все гонорары за "Архипелаг ГУЛАГ". А в 1977 создал "Всероссийскую мемуарную библиотеку" и "Исследования новейшей русской истории". Теперь основной работой на долгие годы становится эпопея «Красное Колесо». Исторические главы детально рисуют конкретные события, показывая участвующих в них лиц. Изображая любого исторического персонажа, Солженицын стремится с максимальной полнотой передать его внутренний строй и побудительные мотивы действий. Соединяя личные свидетельства с уникальными архивными документами, автор пытается дать развёрнутое повествование о революции в России. Лишь в 1989 редактору "Нового мира" С.П. Залыгину удалось после долгой борьбы напечатать отобранные автором главы «Архипелага ГУЛАГа» в России. Хотя, как и за границей, так и на родине личность и творчество Солженицына вызвали множество как восторженных, так и резко критических книг и статей. С 1990 проза Солженицына широко печатается на Родине. А 16 августа того же года Указом Президента СССР писателю возвращено гражданство. 18 сентября "Комсомольская правда" и "Литературная газета" публикуют статью "Как нам обустроить Россию?", где Солженицын предупреждает о трудностях при выходе из-под коммунистического гнета. Писатель работает над книгой «Угодило зернышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания». Рассказы и лирические миниатюры («Крохотки») , опубликованные Солженицыным в "Новом мире" (1995-97), свидетельствуют о неувядаемой мощи его дара.

Сочинение

В вопросе о нравственной проблематике в прозе Солженицына хотелось бы обратить внимание на рассказ «Матренин двор», который изначально назывался «Не стоит село без праведника». И праведник этот - Матрёна Васильевна, одинокая женщина лет шестидесяти, без средств к существованию, но бескрайне добрая, готовая отдать то малое, что у неё есть. А окружающие ее люди с жадностью это берут, да ещё и осуждают Матрёну за безвозмездную отзывчивость - «глупая, помогала чужим людям бесплатно». Такой образ настоящей русской души рисует Солженицын. А между тем Матрёне очень нелегко пришлось в жизни - ее муж ушёл на войну и не вернулся, все шестеро детей умерло - «до трех месяцев не доживали и не болея ничем». У героини нет денег, потому что пенсию ей не выдают; она больна, а инвалидом не считается, всю жизнь проработала в колхозе, а ничего не заработала, кроме «палочек». Чтобы получить свою мизерную пенсию, Матрене надо собрать много справок и посетить много инстанций, на что у героини просто нет сил.

В итоге «наворочено было много несправедливостей с Матрёной». Но она не озлобилась, не винила никого в своих бедах. У этой женщины «было верное средство вернуть себе доброе расположение духа - работа», она целиком посвящала себя людям. Поистине, определяющее слово для характера этой героини - доброта, «доброе расположение духа», «добрая улыбка».

А когда начала налаживаться жизнь Матрёны и она стала получать пенсию, односельчане начали ей завидовать: «А что - пенсия? Государство - оно минутное. Сегодня, вишь, дало, а завтра отымет». Но даже болезнь какое-то время не посещала героиню, Матрёна стала больше общаться с сёстрами, подругой.

Но, наверное, не дано Матрёне быть счастливой. На Крещение у неё не оказалось святой воды - куда то делся котелок из церкви. Хотя героиню нельзя назвать истово верующей, у нее был святой угол в её избе. По праздникам Матрёна зажигала лампадку, «только грехов у неё было меньше, чем у колченогой кошки. Та - мышей душила…» Вслед за этим в доме Матрены появляется брат ее мужа, все еще красивый и статный Фаддей. Мы узнаем, что, чтобы как-то скрасить одинокую жизнь, героиня в свое время взяла на воспитание дочку Фаддея - Киру. Матрена всегда чувствовала необходимость вливать свою любовь в кого-то, дарить добро. Так она и воспитывала приемную дочь, которая стала единственным человеком, искренне любившим Матрёну. Этой девушке героиня отдает горницу, чтобы они с мужем могли построить дом. А потом оказывается, что на имущество Матрёны имеет виды и Фаддей. Трагедия происходит при перевозке брёвен через железнодорожный переезд - сани застревают, и «туда же, меж трактором и санями, понесло и Матрёну». Она просто не могла устоять на месте, не помочь родственникам. Всех их сшибло паровозом, «в мясо расплющило».

Но даже после смерти героини окружавшие ее люди не унимаются. Главным вопросом для них остаётся разделение Матрёниного имущества - кому избу, кому козу, кому сарай. А о Матрениной сердечности, простоте вспоминают с «презрительным сожалением»: и грязная она была, и не гналась за обзаводом, за нарядами. В чём же причина того, что одни стремятся к внешнему благополучию, а другие - к чему-то более высокому, более духовному? Матрёна отличалась от своих односельчан, поэтому она была как бы вне общества, так и осталась непонятой. Но, несмотря на это, без таких людей, как Матрёна, не может существовать человечество, она истинный праведник, без которого «не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша».

Отличительной особенностью творчества А.И. Солженицына является то, что он исследует русский характер. В рассказе «Матренин двор» авторская цель реализуется в разработке образа главной героини. Матрена Васильевна - простая, одинокая старая женщина. Автор не дает нам ее развернутого портрета. Ему важно изобразить не столько внешнюю красоту простой русской крестьянки, сколько ее внутренний мир: «У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах со своей совестью». Много бед и страданий выпало на долю Матрены, с ней «наворочено было много несправедливостей». Но главным в образе героини является доброта («доброе расположение духа», «добрая улыбка»), побеждающая в душе все тяготы и заботы.

Героиня находится как бы вне общества, сливаясь с природой, сохраняя исконно русский уклад быта. Темнота, необразованность, суеверия («боялась она пожара», «молоньи», плохих примет, «иностранных делегаций», «искусственных спутников») соединяются в ней с искренней религиозностью («ходила она за пять верст в церковь», «дело всякое начинала «с Богом»).

В Матрене нет жажды накопительства, стяжательства, которой обладают ее золовки, соседи, родственники. Жизненных неурядиц она словно не замечала, а на обиды не обращала внимания. Героиня как бы оказывается в центре вечного противостояния добра и зла, пытаясь соединить края пропасти. Только после смерти Матрены люди сумели по-настоящему оценить душевную красоту этой женщины. Даже после страшной гибели ее «лицо осталось целехонькое, спокойное, больше живое, чем мертвое».

Неслучайно Солженицын хотел назвать свой рассказ «Не стоит село без праведника», поскольку именно Матрена является истинным праведником: «…она тот самый праведник, без которого не стоит село». Реалистическая достоверность изображенных событий накладывает особый отпечаток на образ Матрены - ее жизнь является не только символом праведности, но и ощутимым подтверждением исконно доброй сущности национального характера. Именно на таких людях держится вся человеческая жизнь.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Хитрая Анна Александровна. Функции художественной речи в прозе А.И. Солженицына 1990-х годов: диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.01 / Хитрая Анна Александровна; [Место защиты: Рос. ун-т дружбы народов].- Благовещенск, 2010.- 211 с.: ил. РГБ ОД, 61 10-10/1023

Введение

Глава I. Эстетические функции художественного слова в прозе А. Солженицына 1990-х годов 16

1.1. Значение слова в структуре произведения 16

1.1.1. Художественная речь как элемент поэтики. 16

1.1.2. Образотворческая и миромоделирующая функции слова «нутро» в крохотках и дву частных рассказах 21

1.1.3. Словесное воплощение мотивов духовной стойкости и расчеловечивания 44

1.1.4. Отобраэ/сение тем совести и труда в составных словах «кара-совесть» и «уход-досмотр» 62

1.2. Актуализация художественного слова как способ выражения авторских интенций 73

1.2.1. Графический и морфологический приёмы актуализации слова «партизанты» в рассказах «Эго» и «На краях» 73

1.2.2. Способы актуализации слова «гунны» - метаобраза социалистической молодёжи 82

1.2.3. Значение графического выделения слова «наши» в двучастных рассказах 94

Глава II. Роль художественно-синтаксических приёмов в поздней прозе А. Солженицына 108

2.1. Некоторые синтаксические особенности художественной речи произведений 1990-х годов 108

2.1.1. Эстетическое значение синтаксиса 108

2.1.2. Эллипсис как способ достижения художественной «плотности» в двучастных рассказах 110

2.1.3. Функции тире - отличительной черты стиля позднего А. Солженицына 134

2.2.1. Повтор - способ акцентуации идейно значимого слова... 150

2.2.2. Перечисление и инверсия как способы создания художественного образа и ритмической организации повествования 161

2.2.3. Отражение социально-культурных перемен в речи героя (в повести «Адлиг Швенкиттен» и двучастныхрассказах) 174

Заключение 189

Список использованной литературы 197

Введение к работе

Диссертационная работа посвящена исследованию функций художественной речи в прозе А.И. Солженицына 1990-х годов, выступающей формой выражения эстетических, историософских, нравственно-этических, религиозных, социально-культурных воззрений автора.

Актуальность исследования. Художественная значимость произведений выдающегося писателя XX века А. Солженицына не вызывает сомнений. Об этом высказывались практически все критики и исследователи его творчества. Однако некоторые вопросы поэтики произведений писателя остаются нерешёнными. Прежде всего, это относится к позднему периоду творчества. «Поздней» обычно называется проза А. Солженицына 1990-х годов: вторая «сплотка» крохоток, двучастные рассказы и односуточная повесть «Адлиг Швенкиттен».

На данный момент тексты этого периода остаются недостаточно исследованными, не осмысленными в полной мере. Это объясняется и относительно недавним временем их создания, и их качественной новизной, затрудняющей поиск адекватных научных подходов. Учёные и критики, рассматривавшие позднюю прозу, исследовали жанровую специфику, композиционное строение, проблемно-тематическое своеобразие, повествовательную структуру, формы выражения авторской позиции. Проблема художественной речи прозы этого периода остаётся практически незатронутой. Её решение даёт возможность чётче обозначить отличительные особенности поздней прозы Солженицына.

В солженицыноведении нет общепринятой периодизации творчества писателя. Мы придерживаемся сложившейся традиции деления его произведений на ранние и поздние. В этом не вполне чётком и определённом с научной точки зрения разделении особое место занимает, пожалуй, главное произведение Солженицына - историческая эпопея «Красное Колесо». Это обусловлено протяжённостью её творческой истории. Поэтика эпопеи (особенно

5 «Марта...» и «Апреля Семнадцатого») более всего взаимодействует с художественным строением прозы 1990-х годов. Это связано, в том числе, с приближенным временем создания текстов. Вопрос об изменениях поэтики поздней прозы является актуальным. Его решение позволит определиться с тем, обладают ли произведения 1990-х годов качественной новизной, что, в свою очередь, может послужить отправной точкой в установлении периодов творчества А. Солженицына.

В современном литературоведении проблема эстетической значимости художественного слова и синтаксиса вызывает немалый интерес. Внутренние связи науки о строении литературного произведениях другими дисциплинами, в частности, с лингвистикой, очевидны. Анализ прозы Солженицына в свете данного взаимодействия позволяет выявить особенности эстетического функционирования речевых средств, их роль в формировании художественной картины мира автора.

Актуальность исследования обусловлена также повышенным интересом самого Солженицына к русскому языку. Язык как выражение национальных, ментальных, духовных, историко-культурных черт русского народа являлся предметом художественного и публицистического осмысления автора на протяжении всего творческого пути. В произведениях с помощью средств художественной речи писатель выражал эстетические, историософские, социально-культурные, нравственно-этические взгляды. Поэтому изучение функций художественной речи представляется важным и с точки зрения теории литературы, и с точки зрения солженицыноведения. Отдельных работ, посвященных комплексному анализу лексико-синтаксических приёмов поздней прозы как формы выражения мировоззрения писателя, на данный момент не существует.

Солженицыноведы (Ж. Нива, П. Спиваковский, А. Урманов) обращались к анализу художественного языка более ранних произведений писателя. Они исследовали роль лексических средств, графических выделений, ритмической организации, отмечали синтаксическое своеобразие речи. Однако их анализ практически не коснулся художественной речи прозы 1990-х годов, прежде всего, это относится к синтаксической организации. Особенности графической актуализации также остаются неизученными. Решение этих вопросов позволяет выявить эволюционные процессы в художественной речи, поэтике произведений, в мировоззрении А. Солженицына. Таким образом, вопрос о художественной речи как форме выражения эстетических взглядов, мировоззренческих позиций писателя представляется весьма актуальным.

Степень изученности поэтики произведений 1990-х годов. Анализируя прозу позднего этапа, многие учёные отмечают взаимосвязь некоторых элементов строения ранних и поздних произведений 1 . Вместе с тем, исследователи и критики творчества писателя говорят об изменениях поэтики прозы 1990-х годов. А. Архангельский, рассуждая о «позднем» Солженицыне, в частности, о символичности двучастных рассказов, отмечает: «Была, стало быть, у него возможность не только внешнего, "экстенсивного", через полную смену жанра, но и внутреннего, "интенсивного" снятия излишнего символического напряжения» 2 . Критик отмечает жанровую новизну (в отличие, например, от рассказа «Матрёнин двор») и некую «простоту» изложения, «свободу» от «символического напряжения» (коими, на взгляд автора, изобиловали ранние рассказы). Напротив, Л. Колобаева замечает: «В крохотных рассказах последнего времени совершеннее выражена связь между конкретной, малой подробностью, которая становится ядром повествования, и скрывающимся в ней всеохватно обобщающим, символическим (или аллегориче-ским) смыслом, национально-историческим или общефилософским» . Она не

Среди них: Гуськов, В.В. Многообразие связей рассказа «Эго» с исторической эпопеей «Красное Колесо» //Проза А. Солженицына 1990-х годов: Художественный мир. Поэтика. Культурный контекст: Международный сборник научных трудов / Отв. ред. А.В. Урманов. Благовещенск, 2008. С. 104-127; Ким Ып Хи. Формы художественного повествования в «малой прозе» А.И.Солженицына. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2000. С. 19; Нива, Ж. Поэтика Солженицына: Между «большими», и «малыми» формами // Звезда. 2003. № 12. С. 144; Сптаковский, П.Е. Феномен А.И. Солженицына: новый взгляд: (К 80-летию со дня рождения). М., 1998. С. 69. 2 Архангельский, А. О символе бедном замолвите слово: «Малая» проза Солженицына: «поэзия» и «правда» // Литературное обозрение. 1990. № 9. С. 22.

Колобаева, Л.А. «Крохотки» // Литературное обозрение. 1999. № 1. С. 41.

7 отказывает автору в символико-метафорическом осмыслении реальности, отмечает более тонкую, «совершенную» символичность как средство отражения универсального восприятия мира. Говоря о разных произведениях (по жанру и проблемно-тематическому комплексу), относящихся к одному периоду, критик и исследователь приходят к противоположным выводам о значимости символико-метафорического постижения действительности в художественном мире позднего Солженицына. Несовпадение их позиций свидетельствует о полифункциональности художественных приёмов, используемых автором, о многомерности смысла произведений, трудностях в понимании их строения.

Рассматривая повествовательную организацию двучастных рассказов, Ким Ын Хи утверждает: «Именно в рассказах 1990-х годов А.И. Солженицын довёл совершенство изложения материала до такой степени, что авторская позиция теряется в "лабиринте зеркал" и обнаружить её можно только в общем контексте произведения» 4 . Исследователь выделяет имплицитный характер выражения авторской установки. П. Спиваковский, рассуждая о новаторстве жанрового образования - двучастного рассказа, отмечает, что автор не оценивает происходящее, «вопреки устоявшемуся мнению о Солженицыне как о морализаторе» 5 , а выражает позицию героя: «Перевоплощаясь в другого, ощущая чужое "эго" как своё собственное, писатель совершает этически чрезвычайно важный для него акт личного самоограничения, самостеснения [курсив авторский. - А.Х.]» 6 . Исследователи, обратившиеся к выявлению авторской точки зрения в поздней прозе, отмечают её скрытость, отличную от ранних, явно выраженных установок. Об этом пишет, в частности, И. Шпаковский. Говоря о ранних произведениях, он утверждает: «Но чаще

Ким Ын Хи. Формы художественного повествования в «малой прозе» А.И. Солженицына. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2000. С. 17.

Об активно выраженном «присутствии авторского "я"» в ранней прозе писателя также писала Красовскал СИ. «Матрёнин двор»: автор, повествователь, герой // «Матрёнип двор» А.И. Солженицына: Художественный мир. Поэтика. Культурный контекст: Сборник научных трудов / Под ред. А.В. Урманова. Благовещенск, 1999. С. 98. 6 Спиваковский, П.Е. Феномен А.И. Солженицына: новый взгляд: (К 80-летию со дня рождения). М., 1998. С. 74, 80.

8 всего авторская позиция в "малой прозе" А.И. Солженицына находит своё выражение <.. .=""> в самом строе описаний, прямом публицистическом высказывании или даже отдельном слове, резко выделяющемся своей экспрессивно-оценочной окраской. В цикле "Крохотки", "Пасхальном крестном ходе" <...> писатель вообще больше внимания уделяет не собственно описанию событий, но выражению своего "отношения" к ним» 7 . По мнению разных учёных, в двучастных рассказах отсутствуют прямые авторские оценки, а точка зрения повествователя носит скрытый характер.

В. Кузьмин выделяет «главный принцип композиционного строительства в "Двучастных рассказах" - сокращение используемого жизненного материала». «В феномене "рваной" формы» он видит скрытые «причины необычайно сильного эмоционального воздействия [выделено автором. -

А.Х.]» . М. Голубков, говоря о двучастных рассказах, отмечает: «Их композиционный принцип - противоположность двух частей, что даёт возможность сопоставления двух человеческих судеб и характеров, проявивших себя по-разному в общем контексте исторических обстоятельств» 9 . Учёные неодинаково оценивают композицию рассказов: анализируя, с одной стороны, форму, с другой - содержание. Различие трактовок нового жанрового образования указывает на недостаточную изученность этой проблемы, сложность её решения. Изображая частные «сокращённые» события в «рваной форме», писатель сопоставляет характеры героев, их мировоззрение. Художественно «уплотняя» текст рассказов, Солженицын воссоздаёт онтологически значимые жизненные ситуации.

А. Ванюков, анализируя повесть «Адлиг Швенкиттен», также говорит о скрытом характере авторской позиции, взаимодействующей с точкой зрения

Шпаковский, И. И. Авторская позиция и формы её речевого воплощения в «малой прозе» А.И. Солженицына // Автор как проблема теоретической и исторической поэтики: Сборник науч. ст.: В 2 ч. Ч. 2 / Отв. ред. Т.Е. Евтухович. Минск, 2007. С. 40.

Кузьмин, В.В. Рассказы А.И. Солженицына: проблемы поэтики. Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 1997. С. 20.

Голубков, М.М. Александр Солженицын. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. М., 1999. С. 104.

9 персонажа: «Солженицын строит повествование по принципу "глазами автора - глазами героев" и идёт от "внешнего" к "внутреннему"» 10 . Он отмечает склонность «позднего» Солженицына к отображению общих, универсальных категорий. Выводы исследователей выявляют многоуровневую новизну поэтики поздней прозы: жанровую, композиционную, повествовательную, в целом, глубину смысла. Возможно, совокупность обнаруженных изменений (наряду с выявленными речевыми трансформациями) позволит выделить произведения 1990-х годов в особый период творчества писателя.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования является проза А.И. Солженицына 1990-х годов: повесть «Адлиг Швенкиттен», двуча-стные рассказы, крохотки. При обосновании основных положений диссертации берутся во внимание другие художественные произведения писателя: рассказы «Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор», «Как жаль», «Случай на станции Кочетовка», «Правая кисть», «Пасхальный крестный ход», роман «В круге первом», повесть «Раковый корпус», «опыт художественного исследования» «Архипелаг ГУЛАГ», поэзия и крохотки 1950-60-х годов, историческая эпопея «Красное Колесо», а также литературно-критические эссе, составляющие «Литературную коллекцию», публицистические работы и интервью. Предметом исследования являются функции художественной речи поздней прозы (во взаимодействии с другими аспектами поэтики произведений).

Цель и задачи диссертационной работы. Содержание диссертационной работы обусловлено поставленной целью, которая заключается в анализе существенных особенностей функционирования художественной речи прозы 1990-х годов, в выявлении связанной с ними эстетической концепции и основных принципов мировоззрения автора. Это позволит обнаружить новизну поэтики поздней прозы, определить место этой прозы в общем творческом

Ванюков, А.В. «Адлиг Швенкиттен» А. Солженицына. Концепция памяти и поэтика жанра // Между двумя юбилеями (1998-2003): Писатели, критики, литературоведы о творчестве А.И. Солженицына: Альманах / Сост. НА. Струве, В.А. Москвин. М., 2005. С. 502.

10 наследии писателя, выявить определённую эволюцию художественного стиля А. Солженицына. Данная цель определила следующие задачи: обнаружить особенности эстетического функционирования некоторых важнейших для А. Солженицына слов (многозначной лексики, лексических окказионализмов, слов, вызывающих историко-культурные ассоциации), способствующих выражению доминирующих идей поздних произведений; определить значение графической актуализации художественного слова, связанной с другими способами акцентирования; установить художественные функции наиболее частотных в творчестве писателя синтаксических приёмов (эллипсиса, инверсии, перечисления, повтора), а также эстетическую значимость речи персонажей и роль знака тире; в ходе анализа конкретных средств художественной речи определить их значение в выражении нравственно-этических, эстетических, историософских воззрений автора; обнаружить особенности взаимодействия средств художественной речи с другими аспектами поэтики (жанровой и композиционной спецификой, доминирующими художественными образами, основными мотивами, хронотопами произведений, авторскими установками, ритмической и повествовательной организациями); определить мотивы выбора автором средств художественной речи; установить причины и направленность эволюции художественного стиля А. Солженицына; выявить предполагаемую новизну поэтики поздней прозы, что позволит определить её как особый, относительно самостоятельный период творчества А. Солженицына.

Методологическая основа работы включает разные способы исследования особенностей художественной речи, взаимодействующей с другими аспектами поэтики: метод наблюдения, анализ речевой структуры, герменев- тический метод в сочетании со сравнительно-типологическим, а также элементы структурного подхода. Теоретической основой работы явились труды М. Бахтина, А. Веселовского, В. Виноградова, Г. Винокура, Г. Гачева, В. Жирмунского, Н. Кожевниковой, Б. Кормана, А. Потебни, Н. Тамарченко, Б. Томашевского, В. Хализева, В. Шкловского, М. Эпштейна, Е. Эткинда; философов: И. Ильина, Ф. Ницше, П. Флоренского; ведущих солженицыно-ведов: М. Голубкова, Ж. Нивы, П. Спиваковского, А. Урманова, Н. Щедриной и других.

Научная новизна работы заключается, во-первых, в том, что принципы мировоззрения, эстетические и историософские взгляды Солженицына осмысливаются через анализ средств художественной речи прозы 1990-х годов; во-вторых, художественная речь произведений Солженицына анализируется как целостная структура, подверженная развитию, отражающая идейные и эстетические изменения художественной системы писателя; в-третьих, в подробном изучении особенностей эстетического функционирования синтаксических и пунктуационных средств в произведениях Солженицына (эллипсиса, перечисления, повтора, инверсии и знака тире); в-четвёртых, в анализе элементов художественной речи и выражаемых ими образов и мотивов, основанном на произведениях как ранних, так и более поздних периодов творчества автора; в-пятых, в исследовании двучастных рассказов, повести «Адлиг Швенкиттен» и крохотокі 990-х годов с точки зрения стилистических изменений.

Практическая значимость. Результаты и материалы диссертационного исследования могут быть использованы в курсе современной отечественной литературы, в различных спецкурсах и спецсеминарах, посвященных изучению малой прозы второй половины XX века, а таюке в дальнейшем исследовании всего творчества Солженицына и произведений других современных писателей.

Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на аспирантском семинаре и на заседаниях кафедры литературы Благовещен-

12 ского государственного педагогического университета; на итоговых научно-практических конференциях в БГПУ (2007, 2009); результаты работы были апробированы на VIII региональной межвузовской научно-практической конференции «Молодёжь XXI века: Шаг в будущее» (2007), на региональной научно-практической конференции в Амурском государственном университете (2007). Содержание исследования отражено в 8 публикациях. Положения, выносимые на защиту

Проза 1990-х годов является особым, обладающим новизной периодом творчества А.И. Солженицына. Это выражается в жанровом, композиционном, сюжетном, речевом своеобразии, в высокой степени обобщённости содержания произведений. В то же время, поздний этап выступает продолжением раннего творчества писателя. Взаимосвязь произведений обнаруживается в наследовании некоторых мотивов, аспектов проблемно-тематического комплекса, жанра (крохоток), речевых средств.

Художественное функционирование некоторых элементов речи в произведениях 1990-х годов (слов нутро, остойчивость, хлябь) в определённой степени отличается от их применения в ранней прозе. Их значение становится более объёмным, синтетичным. Данная особо актуализируемая автором лексика обнаруживает стремление позднего А. Солженицына к выявлению универсальных категорий, онтологических ценностей, рассматриваемых сквозь призму души отдельного человека. Лексические окказионализмы и ранее употребляемые художественные слова (привнося прежние значения) являются средствами создания ключевых образов, выражения доминантных тем и основных мотивов произведений позднего периода: «нутра» - души, «хляби», «партизантов», гуннов - метаобраза «могучего племени», «кары-совести», нравственного труда, духовной стойкости и расчеловечивания. Они выявляют важнейшие принципы мировоззрения и историософские взгляды писателя. Художественное значение лексических средств обусловлено многозначностью, контекстуальной актуализацией; содействует объёмности, выявлению смысловой глубины изображаемого.

3. Графический приём актуализации слов (партизанты, наши), языко вая эклектика, отражённая в прямой речи героев, способствуют выражению социального противопоставления. Данные приёмы подчёркивают абсурд ность и трагичность народного разобщения, содействуют воплощению миро воззренческой сумятицы, присущей современному человеку. Автор выявляет пагубное значение попрания и обеднения историко-культурных, националь ных, православных, духовных ценностей.

4. Сочетание способов актуализации (графической, интонационной, морфологической, семантической, синтаксической), совмещения в одном слове голосов автора и героев, реминисцентных ассоциаций - новый способ выделения значимого слова. Он является воплощением эстетики «плотно сти», свойственной художественному сознанию автора. «Плотность» - есте ственное выражение мироощущения А. Солженицына, воплощение одного из основных мировоззренческих принципов - «самоограничения». Сочетание приёмов выделения (например, при актуализации слов партизанты, гунны, наши, Вандея) содействует воссозданию исторических событий, выражению социальной разобщённости, выявлению точек зрения автора и героев.

В повести и рассказе тире и эллипсис позволяют выявить противоположность характеров персонажей, особенности их мировоззрения. В рассказе «На краях» знак содействует отображению противоречивого мироощущения героя. Данные функции синтаксических приёмов способствуют воплощению системы жизненных ценностей Солженицына. В крохотках, тире (часто в сочетании с эллипсисом), также приёмы перечисления и инверсии выполняют актуализирующую, интонационно- и ритмообразующую функции. Художественное применение синтаксических приёмов содействует приближению крохоток к жанру стихотворения в прозе.

В повести «Адлиг Швенкиттен» приём перечисления является одним из способов создания краткого и полного портрета персонажа. В повести чередование фрагментов, художественная речь которых изобилует объёмными перечислениями, и эпизодов (разделённых на малые абзацы), содержащих

14 эллиптичные конструкции, восклицания, организует напряжённый ритмический рисунок повести, придаёт динамичность повествованию. Приём повтора в поздней прозе Солженицына выступает не только способом актуализации значимого слова, но и средством выражения авторской точки зрения: историософских, социально-культурных воззрений писателя. В некоторых случаях повтор содействует активному проявлению авторской позиции. При художественном осмыслении историко-культурных, социальных, нравственных проблем изменяется манера повествования, нередко обогащается публицистическими приёмами. В крохотках этому содействует наличие обращений к читателю, риторических восклицаний, вопросов, итоговых обобщений. Совокупность фрагментов, содержащих схожие речевые приёмы, формирует особую повествовательную структуру поздних миниатюр. Этому способствует и наличие сверхкратких фрагментов другого рода (в повести и рассказах), выступающих как бы завязкой сюжета.

7. Художественному выражению принципов мировоззрения писателя содействует выбор и взаимосвязь речевых средств. Соотношение художественной речи и других аспектов поэтики, синтез речевых приёмов и авторского замысла проявляют творческую установку писателя. В прозе 1990-х годов тяготение Солженицына к художественной плотности нашло полное, всеохватное и наиболее законченное воплощение. Поэтика поздних произведений доведена до филигранности (особой тщательности, чёткой выверенности всех уровней строения произведений), максимальной отточенности. Именно подлинный синтез всех применяемых речевых средств позволяет автору кратко, но максимально полно и глубоко воплощать свой художественный замысел. Творческая эволюция автора заключается в стремлении к достижению предельной художественной «плотности», компактности и на уровне всего произведения в целом, и в каждом его отдельном структурном элементе, что находит выражение в жанрах, в композиционном строении, речевой организации и др. Это позволяет выявить новизну поэтики поздней прозы, определить её как особый период творчества.

15 Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Образотворческая и миромоделирующая функции слова «нутро» в крохотках и дву частных рассказах

Функционированию выразительного слова в произведениях А. Солженицына посвящены критические статьи и работы учёных, представляющих отечественное и зарубежное литературоведение; определённые аспекты художественной речи его текстов стали предметом лингвистических изысканий. Растущий интерес к слову писателя обусловлен вниманием самого А.И. Солженицына к состоянию современного языка, к художественной речи произведений многих авторов (И. Бродского, Е. Замятина, Е. Носова, Б. Пильняка, А. Платонова, П. Романова, М. Цветаевой, А. Чехова, И. Шмелёва и др.). Взгляды писателя на состояние литературного языка высказаны во многих интервью, публицистических работах (например, в статьях «Не обычай дёгтем щи белить, на то сметана», «Некоторые грамматические соображения»), воплотились в художественных произведениях, а также в «Русском словаре языкового расширения». Языковые воззрения писателя составили художественно-лингвистическую концепцию, рассмотренную в диссертационной работе Н.В. Коробковой. Исследователь аккумулирует ключевые положения этой концепции: «1. В основе развития языка должен лежать принцип лексического расширения.. . . 2. В языке должен реализо 22 вываться закон экономии». Художественное применение данной системы взглядов способствует обогащению русского языка «за счёт привлечения народной лексики» и увеличению «образной ёмкости слова», что «порождает многозначность, многоплановость слова в пределах контекста и многомерность смысла самого контекста»28. Принцип «лексического расширения» и «закон экономии» не только реализуются в образности и метафоричности слова, но и выражаются в особенностях словообразования. Солженицын создаёт новые слова по уже существующим в языке словообразовательным моделям, например, «кара-совесть», «щедродушный», нередко в своих произведениях размышляет о значении, этимологии слов.

В двучастном рассказе «Эго» (1994) повествователь обращается к этимологии не только нового слова: «Ещё существовал и начпогув Вейднер - даже Эктов долго не мог вникнуть, что это страшное слово значило: начальник политического отдела губернии», но и фамилии: «Котовский? или Ка-товский, от катсії На каторге сидел он - за убийство, и неоднократное. Страшный человек, посмотришь на него - в животе обвисает»29 [курсив автора. - А.Х.]. Эту особенность отметил А.В. Урманов: «А. Солженицын постоянно обращает внимание читателей на этимологию слов, расшифровывает значение фамилий... . Интерес к этимологическому значению корней и особенностям словообразования могут проявлять самые разные персонажи - начиная с учителя Игнатича из рассказа "Матрёнин двор", который через слово пытается постичь душу русского народа, и заканчивая далёкой от проблем грамматики героиней "Красного Колеса" Ликоней.. . . Своего читателя А. Солженицын тоже хотел бы видеть человеком, испытывающим "жажду к свежести родного языка" .. . »30. Лингвистическая концепция автора, во 23 площённая в художественной речи, демонстрирует стремление писателя к полному, объёмному изображению «подлинной реальности» наиболее выразительными, аутентичными художественными средствами.

По мнению Солженицына, «литература вместе с языком сберегает на-циональную душу» , она не только выполняет эстетическую функцию, но и призвана способствовать формированию современного языка и сохранению его ресурсов. Писатель реанимирует многие слова, которые «мы все незаслуженно отбросили по поспешности нашего века, по небрежности слово-употребления и по холостящему советскому обычаю» . О подобных взаимоотношениях художника и языка говорил В.В. Виноградов: «В произведениях художественной литературы воплощено отношение писателя к литературному языку своей эпохи, к способам его понимания, преобразования и поэтического использования»33.

М.М. Голубков отмечает, что А.И Солженицын «стремится реализовать возможности прямого воздействия на общество писательским словом»34. В телеинтервью с Н.А. Струве автор сам говорил о том, что «нельзя не пытаться повлиять на сознание современников» (П. II: 438). Художественная речь писателя отличается энергичностью, ёмкостью, что воплощено и в лексике.

Графический и морфологический приёмы актуализации слова «партизанты» в рассказах «Эго» и «На краях»

Относительная новизна прозы 1990-х годов воплотилась в своеобразном художественном языке. Как было отмечено ранее, писатель часто привлекает забытые или диалектные слова и выражения, иногда актуализирует некоторые из них. Нередко в поздней прозе повествователь сочетает несколько способов выделения слова. Актуализация - «использование выразительных и изобразительных средств языка таким образом, что они восприни 74 маются как необычные, выступают в функции остранения, деавтоматизиру-ются»94. Понятие актуализации художественного слова связано с учением Пражского лингвистического кружка и концепцией формального метода литературоведения. Они заключаются в следующем: «эстетическая функция рассматривается как направленность языкового высказывания "не на означаемое, а на сам язык", как "установка на выражение", что проявляется в максимальной актуализации речевых средств, ведущей к преодолению привычного стандарта употребления»95.

Этой позиции придерживался В.Б. Шкловский. Он размышлял о том, что, употребляя те или иные средства языка, мы не задумываемся, что означают части слова, в целом, его форма. Человек произносит их автоматически, не абстрагируя от той вещи, которую слова называют. По этому поводу теоретик отмечал следующее: «Эта потеря формы слова является большим облегчением для мышления... , но искусство не могло удовольствоваться этим выветрившимся словом» 6. Рассматривая произведения футуристов, Шкловский призывал прозаиков и поэтов к переосмыслению облика слова, речетворчеству: «Древнейшим поэтическим творчеством человека было творчество слов». И далее: «Всякое слово в основе - троп»97. Последнее утверждение сопрягается с теорией тропов и фигур Б.В. Томашевского, который сотрудничал с представителями Пражского лингвистического кружка. Д.М. Поцепня, вслед за М.М. Бахтиным, соотносит две теории: «Учение о тропах.. . , в сущности, лежит в основе актуализации языковых средств» . Метафора, метонимия, сравнение, олицетворение и другие тропы и приёмы, например, изменение морфолого-графического облика слова, безусловно, приводят к новому восприятию, переосмыслению значения слова. Однако, наряду с этими средствами деавтоматизации, существуют другие способы преодоления привычного стандарта употребления и восприятия.

Выведение слова из привычного круга понимания, подчёркивание его значения достигается, в том числе, и графическим маркированием слова. Графическое выделение - весьма продуктивный способ актуализации семантически значимого художественного слова в творчестве А. Солженицына. Некоторым критикам и исследователям это дало основание соотнести художественный метод писателя с модернизмом и постмодернизмом". Как известно, последние отказываются от традиционных форм изображения реальности и используют многообразную палитру художественных приёмов для достижения наибольшей выразительности: лексических, синтаксических, графических, композиционных и многих других. Однако Солженицын, напротив, стремится к ограниченному использованию дополнительных средств, достигая полного выражения мысли семантикой, многозначностью, широтой контекстуального употребления слова: «Нет, с модернистами... я от них наследственно не иду. Я понимаю, что каждую вещь надо стараться создавать наименьшими средствами, как можно меньше средств использовать» (77. II: 222). Графическая актуализация художественно значимых слов выступает одним из залогов лапидарного воссоздания художественной реальности, одинаковое или различное выделение значимых и близких по смыслу слов способствует целостному восприятию художественного текста.

Рассматривая графические способы выделения слова, Б. Томашевский отмечал: «Перемена шрифтов, способ начертания слов - всё это может играть свою роль в восприятии текста»1 . Роль графического выделения слова у Солженицына была обозначена такими исследователями его творчества как Ж. Нива, Г. Семёнова. А. Урманов, рассматривая способы актуализации в произведениях Солженицына, отмечает, что писатель «активно использует возможности графики»: «варьирует шрифты, выделяет слово прописными буквами, сопровождает его целыми "сплотками" восклицательных и вопросительных знаков. Курсив, разрядка, "разбивка" слова с помощью дефиса на составные элементы, вынесение его в отдельную строку, выделение крупным шрифтом, многократный повтор и другие формальные средства существенно усиливают экспрессивные и семантические возможности отдельного слова, насыщают его дополнительными значениями, привлекают к нему внимание читателя»101. Некоторые из перечисленных приёмов актуализации слова (курсив, разрядка, выделение жирным шрифтом, вынесение в отдельную строку, сопровождение восклицательными и вопросительными знаками) автор использует и в двучастных рассказах. Однако в прозе А. Солженицына 1990-х годов применение графической актуализации имеет отличие от её употребления в прозе более раннего периода.

Эллипсис как способ достижения художественной «плотности» в двучастных рассказах

В.М. Жирмунский писал, «что проблемы стилистики можно распределить по двум основным разделам - Лексика и Синтаксис, т.е. слово и предложение или словосочетание с точки зрения их художественного использования»124. При этом, по мысли исследователя, «литературоведческая стилистика изучает прежде всего эстетическую, художественную функцию всех особенных черт поэтического языка»125.

Для достижения художественной целостности произведения имеют значение многие стороны «поэтической» речи, в том числе, элементы синтаксической организации. Прежде всего, к ним относятся некоторые типы предложений (эллиптичные, восклицательные, вопросительные и т.д.), порядок слов в предложении, риторические обращения, повторы и другие аспекты этого раздела грамматики. Указанные элементы отличаются выразительностью и нередко выходят за пределы нейтрального словоупотребления. Учёные (со времён античной риторики) объединяют их общим понятием «стилистических фигур». Это «любые обороты речи, отступающие от неко-торой.. нормы разговорной "естественности"» . К ним относятся фигуры прибавления (включающие повтор, перечисление), убавления (в том числе, эллипсис), перемещения (инверсия, разные виды параллелизма и др.).

В русле этой традиции (изучения синтаксиса художественного языка как средства выразительности) работали многие исследователи, в том числе, Б.В. Томашевский. Он писал, что «поэтический синтаксис рассматривает способ сочетания отдельных слов в предложения, т.е. так называемые обороты речи; при этом учитывается выразительное значение этих оборотов» [курсив автора. - А.Х.]Ш. Синтаксическому строю речи Томашевский придавал особое значение: «Подобно тому, как соответствующим подбором слов можно сделать выражение ощутимым, того же можно достичь и путём соответствующего подбора синтаксических конструкций, т.е. способов сочетания слов в целостные единства - фразы и предложения»128. Исследованию и описанию вышеперечисленных «оборотов речи», способствующих выразительности, «ощутимости» высказывания, посвятил свои работы В.М. Жирмунский129. Говоря о «синтаксисе поэтических произведений», он отмечал, что поэт (писатель вообще), применяя те или иные элементы синтаксиса, «по-особому их использует, по-особому организует, подчиняет их своей художественной задаче, задаче создания поэтического образа»130. Академик придавал особое значение художественно-языковой деятельности автора. По его мнению, выбор и организация синтаксических приёмов подчиняются особенностям авторского языкового сознания, мироощущения. Позиции Жирмунского и То-машевского соотносятся. Рассматривая значение синтаксиса, они отметили ключевую роль этого элемента поэтической стилистики, определили его как способ создания «ощутимого» образа, зависимого от эстетической воли автора. При анализе произведений А.И. Солженицына мы будем опираться на исследования этих учёных.

М.М. Бахтин иначе подходил к проблеме синтаксиса как элемента поэтики. Значение синтаксической организации текста он рассматривал сквозь призму теории «внутренней диалогичности» слова. Учёный утверждал, что часто «синтаксический строй определяется «столкновением и перебоем разных акцентов в пределах одного синтаксического целого, то есть именно тем, что это целое, будучи одним, вмещает в себя акценты двух голосов» . Утверждение М.М. Бахтина соотносится с проблемой исследования «чужой речи», грамматическое оформление которой является одним из элементов синтаксиса. «Для передачи чужой речи в художественных текстах используются три основные формы: прямая, несобственно-прямая, косвенная (и её разновидность - полупрямая) речь. Именно они обычно выделяются и рассматриваются и при изучении чужой речи как таковой, и при рассмотрении её роли в структуре текста»132. «Чужая речь» - речь героя в разных вариациях - воплощает языковые особенности, черты мышления, менталитет, принципы мировоззрения персонажа. Она является существенным характерологическим признаком литературного героя. Нередко «чужая речь» выступает не только в роли «изображающего» слова, но и «изображённого». Авторские оценки, заключённые в «изображённой» речи персонажа, воплощают систему жизненных ценностей писателя.

Способы синтаксической организации речи (также как художественное слово) во многом зависят от основных принципов авторского миропонимания: эстетических, культурных, языковых, национальных. Художественно-синтаксические приёмы способствуют художественному выражению мировоззрения А. Солженицына.

Перечисление и инверсия как способы создания художественного образа и ритмической организации повествования

Перечисление является элементом «подкрепления» - разновидности стилистической фигуры прибавления191. Понятие «перечисление» образовано от глагола «перечислить» - «назвать, упомянуть всех, всё» (ТСРЯ. 512). Свойство лексико-синтаксического приёма заключается в «назывании», например, наиболее значительных деталей внешности, черт характера, важных событий жизни персонажа. Каждый следующий «подкрепляющий» элемент, взаимодействуя с предыдущими, способствует воссозданию художественно- 162 го образа. Использование перечисления в произведениях А. Солженицына, стремящегося к максимальному «уплотнению» художественной речи, может показаться нелогичным. Писатель, рассмотрев «плотно очерковую манеру перечислений - сходных рядов существительных или имён» в дилогии В. Гроссмана, отмечал: «Изредка, чтобы передать сгущённую плотность происходящего, этот приём может быть и полезен, но - не при частом употреблении» [курсив автора. - А.Х.]192. Он определил перечисление как способ «уплотнённого» воссоздания действительности.

В повести «Адлиг Швенкиттен» А. Солженицын использует этот приём, изображая становление майора Павла Афанасьевича Боева, одного из тысяч вьщающихся офицеров, погибших в Великой Отечественной войне. В одном фрагменте автор реконструирует ключевые события жизни героя, определяющие принципы его мировоззрения. «В армии понял Павел, что он -отродный солдат, что родная часть ему - вот и дом. Что боевые порядки, стрельбы, свёртывания, передвижки, смены карт, новые порядки - вот и жизнь. .. . Война - как просто работа, без выходных, без отпусков, глаза - в стереотрубу. Дивизион - семья, офицеры - братья, солдаты - сынки, и каждый своё сокровище. Привык к постоянной передряге быта, переменчивости счастья, уже никакой поворот событий не мог ни удивить, ни напугать. Нацело - забыл бояться. И если можно было напроситься на лишнюю задачу или задачу поопаснее - всегда шёл. И под самой жестокой бомбёжкой и под густым обстрелом Боев не к смерти готовился, а только - как операцию заданную осмыслить и исполнить получше» [курсив автора. - А.Х.] (С. I: 497-498).

С помощью перечислений, имеющих разную грамматическую выраженность, повествователь сочетает краткое описание особенностей военной службы, армейского быта, взаимоотношений солдат и офицеров. Эти факторы определяют развитие внутренних качеств героя. Фрагмент охватывает особенности жизни Боева с разных сторон, создавая осязаемый образ офицера - неприхотливого, бесстрашного, порядочного, ответственного человека.

Его выбор армейской службы как профессии обусловлен нищетой, голодом раскулаченной, разрушенной Гражданской войной деревни. Армия удовлетворила необходимые физиологические потребности героя, при этом воспитала его. В приведённом фрагменте повествователь демонстрирует то, как военная служба в силу общественно-исторических обстоятельств (чередующихся войн) стала привычкой, образом жизни Боева. Это подчёркивается далее. Мотив привычки обыгрывается в повести неоднократно, например, при воссоздании образа старшего лейтенанта Кандалинцева. Очевидно, привычка является характерной чертой военного, совершающего одну работу (сопряжённую с опасностью) на протяжении длительного времени.

В повести автор неоднократно использует перечисления для художественного воплощения того или иного образа, например, старшего лейтенанта Кандалинцева, лейтенанта Гусева, майора Балуева. С помощью одного приёма - перечисления наиболее существенных событий жизни разных персонажей, автор выявляет общее в том влиянии, которое оказывает война на духовно стойких людей - вырабатывает привычку и укрепляет силу духа. Художественный приём содействует подробному воссозданию образов героев в малообъёмном произведении, действие в котором разворачивается в пределах одних суток. Перечисление, органично включённое в повествование, способствует «экономии» изобразительно-выразительных средств, позволяет избежать длительных рассуждений о нравственном становлении героя.

Фрагменты повествования, в которых перечисляются особенности характера, жизненные обстоятельства персонажа, обычно представляют собой объёмные абзацы. В повести они чередуются с эпизодами, изображающими события ночной передислокации и неожиданного боя. Эти фрагменты отличаются повышенной остротой и динамизмом, что достигается использованием эллипсиса, тире, восклицательных, вопросительных знаков и членением текста на малые абзацы. Частое абзацное членение имеет выразительную функцию - выделение важных фрагментов текста, и создаёт паузированность речи. Подобное чередование формирует напряжённый ритмический рисунок, определённый эмоциональный фон повествования. Синтез речевых приёмов и содержания обеспечивает целостность восприятия произведения.

Это приём характерен для такого типа речи, как описание. Как отмечает Т.Я. Солганик, «главное средство образности [описания. - А.Х.] - перечисление» . Во многих произведениях различных писателей описание того или иного предмета, интерьера, пейзажа, персонажа представляет собой перечисление ряда определённых ярких признаков, особенностей, с наибольшей полнотой характеризующих предмет описания и важных в художественной ткани всего произведения именно в этот композиционный момент. В творчестве А.П. Чехова, например, этот приём встречается неоднократно. В рассказе «Толстый и тонкий» (1883) описание двух чиновников, друзей детства, складывается из перечисления наиболее ярких деталей: «Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подёрнутые маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флёрдоранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей»194. Посредством перечисления и противопоставления деталей портретов персонажей автор создаёт два разных и выразительных образа: успешного крупного чиновника и обременённого заботами неудачливого служащего.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

• ВВЕДЕНИЕ
• ГЛАВА 1. ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ
• ГЛАВА 3. ГЕРОЙ ИЛИ ПРЕДАТЕЛЬ?
• ЗАКЛЮЧЕНИЕ
• СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
• ВВЕДЕНИЕ
• Антитоталитарная тема в русской литературе, возникшая во второй половине 50-х годов прошлого века, не потеряла своего значения в наше время, хотя личности писателей, трудившихся в этом направлении, порой вызывают больше интереса, чем их произведения. Несомненным лидером среди писателей-диссидентов является фигура поистине культовая - Александр Исаевич Солженицын. В антитоталитарной прозе Солженицын занимает такое место, какое занимал Пушкин среди поэтов Золотого века: из множества талантливых людей только он стал ассоциироваться со своей эпохой. К этому человеку никто не мог остаться равнодушным - ни почитатели, ни критики.
• Солженицын даже не был первооткрывателем темы человеческой трагедии в условиях несвободы. Еще раньше об этом с болезненной выразительностью успели написать Иван Солоневич и Варлам Шаламов, чей лагерный опыт был гораздо тяжелее. Но именно «Один день Ивана Денисовича» и «Архипелаг ГУЛАГ» произвели настоящий фурор как в Советском Союзе, так и за его пределами. Жестко и решительно писатель сорвал завесу с того, что прежде являлось тайной. Эта бескомпромиссность пугала и шокировала тех людей, которые были рады поскорее забыть свое страшное прошлое и снова шагать вперед к светлому будущему. Солженицын же предпочел поступить иначе. Он всегда был по натуре борцом, к тому же перфекционистом, всегда стремился к совершенству.
• Солженицын - человек действия. И ему удалось довести борьбу с тоталитарным коммунизмом до победного конца, хотя цена этого была достаточно высока - преследования, травля, высылка из СССР, да и разрыв отношений с некоторыми товарищами. Так распалась, едва успев начаться, дружба с Варламом Тихоновичем Шаламовым, который считал неправильным добиваться мировой славы за счет личной трагедии.
• У этих лагерных летописцев часто случались разногласия, особенно когда дело касалось различных литературных тонкостей. Например: стоит ли использовать средства художественной выразительности при описании будней за колючей проволокой? О таком явлении следовало бы рассказывать беспристрастно. Для чего подробно выписывать человеческие характеры? Гулаговская мясорубка перемалывает каждую личность, оставляя жалкий остаток мышц и костей, обтянутых кожей с незаживающими цинготными язвами. Как заметила И.П. Сиротинская, исследователь творчества Шаламова, «если бы Солженицыну пришлось описывать толпу, стоящую перед газовой камерой Освенцима, то он бы и тогда тщательно прописал каждый характер». Слишком разными оказались подходы у двух авторов к изображению лагерной жизни. Каждый описывал то, что видел. Если у Солженицына неволя - это чистилище, способное возвысить дух, то у Шаламова - страшный ад, где пропадают последние остатки веры.
• Даже у самых близких друзей Солженицын не всегда мог найти поддержку. Как и любой яркой индивидуальности, писателю часто приходилось сталкиваться с непониманием окружающих. Но это не ослабило его внутренней энергии. Старые лагерники, отсидевшие по десять, пятнадцать, а то и двадцать пять лет, недоумевали: почему этот человек не может смириться с тем, что уже прошло? Тем более, срок у него был относительно небольшой по тем временам - 8 лет. Однако не в характере Солженицына было смиренно нести свой крест. Его упрекали в чрезмерном самолюбовании, истеричности, неуемной жажде славы, но только такой человек - беспощадный к проявлениям любого рода несправедливости - сумел стать вестником, сказать всему миру слово правды.
• Вскоре к Александру Исаевичу приходит всемирная известность - он становится нобелевским лауреатом. Расплатой за это оказалась депортация из родной страны и насильственная эмиграция. В СССР любое упоминание о Солженицыне носило исключительно негативный характер.
• Лагерную прозу Александра Исаевича исследовали многие литературоведы, но очень редко уделяется внимание драматургии Солженицына. Трагедия «Пленники» или трагикомедия «Пир победителей» уступают по своей выразительности таким шедеврам, как роман «В круге первом» или повесть «Один день Ивана Денисовича», однако тоже имеют свои достоинства. В них есть яркие, запоминающиеся персонажи, им присущи колоритный язык, неожиданные повороты сюжета, и, конечно, важная тема нравственного выбора при сложных жизненных обстоятельствах.
• Актуальность и научная новизна данной работы определяются тем, что в работе затрагивается малоизученная драматургия Солженицына.
• Практическая значимость работы заключается в том, что полученные данные могут быть использованы в преподавании дисциплины «История русской литературы ХХ века»
• Цель работы - на примере персонажей лагерной прозы и драматургии Солженицына раскрыть тему нравственного выбора в условиях несвободы;
• Задачи работы:

1. Дать общую характеристику времени тоталитарного режима в СССР;

2. Определить вклад Солженицына в антитоталитарную литературу

3. Проанализировать образы ведущих персонажей Солженицына.

ГЛАВА 1. ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ

солженицын лагерный проза

Изображая человека в условиях несвободы, Солженицын восходит к традиции европейской литературы девятнадцатого века. Для него лагерь - это не только место растления. Оставив восемь лет своей жизни в гулаговских застенках, писатель, тем не менее, сумел найти в своем незавидном положении светлые стороны. Солженицын считал, что в лагере может наступить духовное пробуждение человека. При этом он отнюдь не идеализировал неволю, в его произведениях нет ни малейшего намека на тюремную романтику. Так, в повести «Один день Ивана Денисовича» автор совершенно беспристрастно описывает рабочий день заключенного от подъема до отбоя со всеми его трудностями, хотя Шаламов считал, что Солженицын в этом произведении сильно смягчил реальность: «В настоящем лагере ложка - лишний инструмент. И суп, и каша такой консистенции, что их легко выпить через борт миски. Около санчасти ходит кот - невероятно для настоящего лагеря - кота давно бы съели. Махорку меряют стаканом! Не таскают к следователю. Не посылают после работы за пять километров в лес за дровами. Не бьют. Хлеб оставляют в матрасе. В матрасе! Да еще набитом! Да еще и подушка есть! Где этот чудный лагерь? Хоть бы с годок посидеть там в свое время». Но Солженицына никак нельзя обвинить в искажении фактов, достаточно вспомнить, что его осудили почти сразу после окончания войны (июль 1945). Тем людям, которые начинали свой срок именно в это время, не пришлось в полной мере испытать на себе ужасы печально известного тридцать восьмого года, когда гулаговский режим ужесточился до предела, чего не мог осознать Шаламов, утверждавший, что «Солженицын не знает лагеря». Кроме того, очень многое зависело от направления этапа. Да, разница между условиями жизни зэка в Казахстане и в Магаданской области была очень велика. Если у солженицынских героев тридцатиградусный мороз вызывал тоску, то шаламовские, напротив, были ему безмерно рады. Для обитателей Колымы это значило, что наступает долгожданная весна.

Помимо Шаламова, на Колыме отбывал срок еще один известный литератор - поэт Анатолий Жигулин, которому довелось провести десять лет в Бутугычаге, а это был самый тяжелый лагерь на всей территории Советского Союза. Урановый рудник, где вероятность выжить была ничтожно малой. Много опасностей таил Бутугычаг (само слово «бутугычаг» переводится с местного наречия как «долина смерти»), и это не только постоянные голод, холод и радиоактивное излучение. Здесь проводились сверхсекретные медицинские опыты на человеческом мозге. Подопытным материалом для этих преступных действий служили беззащитные зэки. По официальным данным, с 1937 по 1956 год в Бутугычаге было уничтожено 380 тысяч человек. Численность населения современной магаданской области почти в три раза ниже показателей того времени. Однако Жигулин, как и Солженицын, не терял надежды на лучшее даже в таких страшных условиях.

Многие критики разделяют точку зрения Шаламова: в нечеловеческих условиях заключения быстро стирается грань между добром и злом, измученные доходяги превращаются в полузверей, живущих одними инстинктами. Здесь нет и не может быть такого понятия как «личность». Человек за две недели становится тенью в бушлате. Иногда бушлат с номером. Как отмечал Шаламов, «на Колыме глаза ни у кого не имеют цвета». Это выражение позже встретится у Солженицына при описании Натальи Герасимович, героини романа «В круге первом». Ее глаза также не будут иметь цвета.

Очень быстро люди расставались с чувством собственного достоинства, за триста граммов хлеба они терпели всякие унижения. Голод затмевал сознание даже самых гордых лагерников.

Но нельзя не вспомнить пронзительные строки Жигулина:

Люди с номерами,

Вы были люди, не рабы!

Вы были выше и упрямей

Своей трагической судьбы.

Я с вами шел в те злые годы,

И с вами был не страшен мне

Жестокий титул «враг народа»

На спине».

Как свидетельствует лирический герой стихотворения, невозможно до самого конца уничтожить человеческое в человеке.

По свидетельству Солженицына, началом подавления личности в лагере был номер, который присваивался заключенному вместо имени. Это обычай немецких концлагерей, который со временем перешел в ГУЛАГ. Все начинается с малого, не случайно знаменитая повесть Солженицына называется «Один день Ивана Денисовича», хотя изначально планировалось название «Щ-854». Есть имя - есть живая душа, а значит, есть и надежда на спасение. Если человек не забыл самого себя, то у него еще найдутся силы побороться за свои права. Так, кавторанг Буйновский реагирует на голос надзирателя только тогда, когда слышит собственную фамилию. Некоторые персонажи этой повести носят номера Щ-311, Щ-854, Ю-81. Буквы, которые стоят почти в конце алфавита и трехзначное число говорят о невероятных масштабах сталинских репрессий. В своем документально-художественном исследовании «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицын ссылается на статистику профессора И.А. Курганова: «…От 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит пониженной рождаемости - оно обошлось нам в… 66,7 миллионов человек (без этого дефицита - 55 миллионов). Шестьдесят шесть миллионов! Пятьдесят пять! Свой или чужой - кто не онемеет? Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова, но не имеем официальных». Эти огромные числа не удивляют. Людям приходилось заниматься непосильным физическим трудом на холоде по 12-16 часов в сутки при постоянном недосыпании. Рацион заключенных был скудный и однообразный, отсутствие витаминов влекло за собой цингу и пеллагру. Особо мучительным было постоянное недоедание, за которым неизбежно наступала дистрофия. А зимой - серьезные обморожения. Очень часто люди намеренно сами себе наносили телесные повреждения, чтобы хоть на один день освободиться от тяжелых работ. Иногда это помогало, иногда нет. Можно было на всю жизнь остаться калекой и при этом продолжать трудиться. Относительно благополучно проживали отведенный срок те, кто сумел устроиться на более легкую должность вроде нормировщика или парикмахера. Но это было непросто. Многие умирали, даже не ступив на территорию лагеря. В тюремных камерах, где находились арестанты до отправления на этап, была ужасающая скученность. Как свидетельствует Солженицын, в камеру на 25 мест могли поместить 80 человек, и это не предел. Невозможно было лечь, вытянуть ноги. В этой давке не сразу обнаруживались трупы. То же самое было и при транспортировке в вагонах, люди быстро задыхались, а в пути они могли провести месяц, не меньше. Месяц без света и воздуха, а часто и без воды. Тех, кто пытался бежать, расстреливали конвоиры. Неважно, в какой части страны располагался лагерь, ведь опасности, подстерегавшие заключенных, везде были одинаковыми. Но разные люди и относились к ним по-разному.

Центральный персонаж вышеупомянутой повести, сорокалетний крестьянин Иван Шухов сидит уже почти восемь лет. Со своим положением Шухов давно свыкся и старается соблюдать все лагерные законы. Главная для него задача - выйти на волю с наименьшими потерями. Срок Ивана Денисовича подходит к концу, но он знает, что за малейшую провинность вполне реально получить еще один, и потому не радуется преждевременно. К серьезным жизненным испытаниям Шухову не привыкать, во время войны он прошел немецкий плен, за что и был осужден у себя на родине. Шухов отлично разбирается в людях, с начальством держится вежливо, но не заискивающе. Может пуститься на небольшую хитрость, если это будет ему выгодно, но старается особо не выделяться. Однако высокая степень приспособляемости Шухова не имеет ничего общего с унизительным лакейством. Как в свое время высказался Чуковский, «Шухов - обобщенный характер простого русского человека: жизнестойкий, «злоупорный», выносливый, мастер на все руки, лукавый - и добрый».

Полной противоположностью Шухова является капитан Буйновский. Он сидит совсем недолго (меньше трех месяцев из присужденного ему двадцатипятилетнего срока) и еще не успел адаптироваться, по-прежнему чувствует себя властным морским офицером, с однобригадниками разговаривает резко и называет их «краснофлотцами». Когда конвоиры собираются конфисковать его жилет, Буйновский кричит на них - он еще не знает, какие последствия может повлечь за собой прямое сопротивление режиму. А теми последствиями были десять суток карцера, что значило подорванное на всю жизнь здоровье: верное приобретение туберкулеза. Некоторые критики считали поступок Буйновского героическим, сопереживали данному персонажу и осуждали автора за то, что он не оставил никакой надежды этому отважному человеку. Так, В. Лакшин, сотрудник журнала «Новый мир», изложил свои взгляды по этому поводу в статье «Иван Денисович, его друзья и недруги»: «Попадая в лагерь и не зная сосвежа всей меры произвола и своей беззащитности перед ним, считая происшедшее с тобой лично недоразумением, ошибкой, люди могли, как кавторанг Буйновский, горячо возмущаться происходящим. Вместе с Иваном Денисовичем мы сочувствуем этому взрыву протеста кавторанга, ощутившего в себе оскорбленное достоинство советского гражданина. Но вместе с волной горячего сочувствия к этому чистому, идейному человеку приходит и острое чувство жалости. На Волкового выкрики кавторанга не производят впечатления, а сам Буйновский еще отсидит за это в БУРе. При всем благородстве его порыва есть в нем что-то беспомощное. Тут даже не наказание горько, а полная бесцельность и бессмысленность протеста... Солженицын не был бы Солженицыным с его жестокой реалистической правдой, если бы не сказал нам о том, что кавторанг - этот властный, звонкий морской офицер - должен превратиться в малоподвижного, осмотрительного зэка, чтобы пережить отверстанные ему двадцать пять лет срока. Неужели так? Как мучительно верить этому. Ах, как хотелось бы нам, чтобы он протестовал каждый день и каждый час, без устали обличая своих тюремщиков, не думал бы о холоде и о миске с кашей, сжался бы в один комок нервов - и все-таки продолжал борьбу». Солженицын же в разговоре с Лакшиным и Твардовским ясно дал понять, что полюбившийся многим читателям капитан, резкий внешне и чувствительный изнутри человек, просто обязан «нарастить шкуру», так как это единственная возможность выжить в нечеловеческих лагерных условиях. И чем скорее он это сделает, тем будет лучше для него: «Это же самое главное. Тот, кто не отупеет в лагере, не огрубит свои чувства - погибает. Я сам только тем и спасся. Мне страшно сейчас смотреть на фотографию, каким я оттуда вышел: тогда я был старше, чем теперь, лет на пятнадцать, и я был туп, неповоротлив, мысль работала неуклюже. И только потому спасся. Если бы, как интеллигент, внутренне метался, нервничал, переживал все, что случилось - наверняка бы погиб». А Шаламов и вовсе считал образ капитана Буйновского неправдоподобным для своего времени, о чем он написал Солженицыну в письме: «Кавторанг - фигура тридцать восьмого года. Вот тогда чуть не каждый так кричал. Все, так кричавшие, были расстреляны. В 1951 году кавторанг так кричать не мог, каким бы новичком он ни был. С 1937 года в течение 14 лет на его глазах идут расстрелы, репрессии, аресты, берут его товарищей, и они исчезают навсегда. А кавторанг не дает себе труда даже об этом подумать. Он ездит по дорогам и видит повсюду караульные лагерные вышки. И все-таки ни о чем не подумал. Он не мог этого знать при двух условиях: или кавторанг четырнадцать лет пробыл в дальнем плавании, где-нибудь на подводной лодке, четырнадцать лет не поднимаясь на поверхность. Или четырнадцать лет сдавал в солдаты бездумно, а когда взяли самого, стало нехорошо». Также Шаламов утверждал, что отчаянные смельчаки, подобные капитану, быстрее всех погибают в лагере, если не физически, то морально: «Кавторангу - две дороги: или в могилу, или лизать миски, как Фетюков. Кавторанг - будущий шакал». Впрочем, реальный прототип Буйновского, капитан второго ранга Борис Васильевич Бурковский, которому в свое время тоже пришлось пройти испытание карцером, выдержал его с честью. Дальнейшая судьба капитана (не персонажа) сложилась вполне благополучно.

Шухов приучил себя жить по принципу «кряхти да гнись, а упрешься - переломишься». Буйновский уже согнут, а еще один заключенный по фамилии Фетюков сломлен окончательно. Это опустившийся человек, который не брезгует шарить по помойкам и вылизывать чужие миски, за что периодически бывает избит. Он часто плачет и не скрывает своих слез. Фетюков - это фигура по-своему трагическая. Данный образ совсем не похож на солженицынских «благородных» зэков. Его легко представить на месте героев «Колымских рассказов», где такие фетюковы были обычным явлением. Они отрубали себе пальцы, надеясь попасть в лазарет, рыдали, получив к завтраку миску кипятка и ничего больше, смиренно прислуживали уголовникам, чтобы получить вознаграждение в виде куска хлеба или папиросы. На Колыме подобное поведение было нормой, и слезы лагерников не считались постыдными. Но если шаламовским героям искренне сопереживаешь, то Фетюков вызывает жалость, смешанную с презрением. Автор дает читателям сведения о биографии героя, из которых можно узнать, что на воле он занимал некую крупную должность и создавал жесткие условия своим подчиненным. Падение Фетюкова в лагере часто трактуется литературоведами как закон бумеранга, акт возмездия.

Среди лагерников выделялась отдельная категория, более известная как «придурки». Это банщики, парикмахеры, хлеборезы, повара, кладовщики, нормировщики, фельдшеры - те, кому не приходилось заниматься тяжелым физическим трудом наравне со всеми. В лагере они считались почти элитой. «Придурки» значительно влияли на жизнь «рядовых» заключенных. Есть «придурок» и в бригаде Шухова - это помощник нормировщика Цезарь Маркович, очень неоднозначный персонаж. Бывший кинорежиссер, он поддерживает в лагере отношения лишь с образованными людьми, со всеми остальными держит дистанцию. Это роднит его с Дмитрием Сологдиным, героем романа «В круге первом». Цезарь еще молод, и лагерный быт не стер лоска с его лица. Он часто получает посылки с воли, имеет возможность носить гражданскую одежду вместо тюремной. Цезарь Маркович не скупой, он щедро угощает своего друга Буйновского, к которому не приходят посылки, отдает ужин с хлебом Шухову. Старается отгородиться от жестоких реалий мыслями об искусстве. Но есть у Цезаря недостаток, который роднит его с капитаном Буйновским и не позволяет считаться истинным интеллигентом - барственная снисходительность к людям «из народа», которые уступают ему по уровню интеллекта и образованности. На людей, подобных Шухову, он обращает внимание только тогда, если ему требуется их помощь. Когда Иван Денисович приносит Цезарю в контору обед (общей столовой Цезарь принципиально никогда не посещал), тот молча протягивает руку за миской, не глядя на человека, который ее принес. Вроде бы мелочь, но говорит о многом. Лагерный аристократ принимает услуги простого работяги как нечто само собой разумеющееся. Конечно, он не забывает их оплачивать продуктами или сигаретами, но все же такое поведение не красит Цезаря. Однако незлобивый Шухов не осуждает его, а напротив, даже немного жалеет.

Каждый выбирал свой путь выживания по мере сил, и совсем особым был этот путь у бригадиров. Они не имели таких привилегий, за которые цепко держались «придурки», но их влияние на жизнь заключенных было ничуть не меньшим. Вот как описывает Солженицын образ идеального бригадира в «Архипелаге ГУЛАГ»: «В меру жестокий, хорошо знающий все нравственные (безнравственные) законы ГУЛАГа; проницательный и справедливый в бригаде; со своей отработанной хваткой против начальства - кто хриплым лаем, кто исподтишка; страшноватый для всех придурков, не пропускающий случая вырвать для бригады лишнюю стограммовку, ватные брюки, пару ботинок. Но и со связями среди придурков влиятельных, откуда узнает все лагерные новости и предстоящие перемены, это все нужно ему для правильного руководства. А в бригаде он всегда знает, кого взглядом подбодрить, кого отматерить, а кому дать сегодня работу полегче. И такая бригада с таким бригадиром сурово сживается и выживает сурово. Нежностей нет, но никто и не падает». Это описание вполне применимо к Андрею Прокофьевичу Тюрину, бригадиру Шухова: «В плечах здоров, да и образ у него широкий. Смехуечками он бригаду свою не жалует, а кормит - ничего, о большой пайке заботлив». Тюрина ценят и уважают все заключенные. Это суровый, но справедливый человек, который никогда не станет требовать от обессиленного доходяги выполнения запредельных норм. Он способен постоять за себя и не дать в обиду своих подчиненных. Тюрин демократичен, он откровенно рассказывает бригаде историю своей непростой жизни, стараясь поддержать зэков, среди которых были новички.

Образ Тюрина высоко оценил Шаламов, хотя он всегда был принципиально против самой должности бригадира как таковой:

«Очень хорош бригадир, очень верен. Художественно этот портрет безупречен, хотя я не могу представить себе, как бы я стал бригадиром (мне это предлагали неоднократно), ибо хуже того, что приказывать другим работать, хуже такой должности, в моем понимании, в лагере нет. Заставлять работать арестантов - не только голодных, бессильных стариков, инвалидов, а всяких - ибо для того, чтобы дойти при побоях, четырнадцатичасовом дне, многочасовой выстойке, голоде, пятидесяти-шестидесятиградусном морозе надо очень немного, всего три недели, как я подсчитал, чтобы вполне здоровый, физически сильный человек превратился в инвалида, в «фитиля», надо три недели в умелых руках. Как же тут быть бригадиром? Я видел десятки примеров, когда при работе со слабым начальником сильный просто молчал и работал, готовый перенести все, что мог. Но не ругать товарища. Сесть из-за товарища в карцер, даже получить срок, даже умереть. Одного нельзя - приказывать товарищу работать. Вот потому-то я и не стал бригадиром. Лучше, думаю, умру. Ни Шухов, ни бригадир не захотели понять высшей лагерной мудрости: никогда не приказывай ничего своему товарищу, особенно - работать. Может, он болен, голоден, во много раз слабее тебя. Вот это умение поверить товарищу и есть самая высшая доблесть арестанта. В ссоре кавторанга с Фетюковым мои симпатии всецело на стороне Фетюкова».

Мы говорим об арестантах, но были также и арестантки. Солженицын свидетельствует, что у женщин было больше шансов выжить в тяжелых условиях, если они становились сожительницами надзирателей или даже высокопоставленных «придурков»: «Если ты приехала в лагерь физически сохраненной и сделала умный шаг в первые дни - ты надолго устроена в санчасть, в кухню, в бухгалтерию, в швейную или в прачечную, и годы потекут безбедно, вполне похожие на волю. Случится этап - ты и на новое место прибудешь вполне в расцвете, ты и там уже знаешь, как поступать с первых же дней». Красота заключенной - это палка о двух концах: «Только явная старость или явное уродство были защитой женщины - и больше ничто. Привлекательность была проклятьем, у такой непрерывно сидели гости на койке, ее постоянно окружали, ее просили и ей угрожали побоями и ножом, - и не в том уже была ее надежда, чтоб устоять, но - сдаться-то умело, но выбрать такого, который потом под угрозой своего имени и ножа защитит ее от остальных…». Красота могла одновременно спасти и погубить женщину. Самые гордые арестантки быстро уступали тем, к кому испытывали отвращение, просто чтобы сохранить жизнь и здоровье. Остальных ждали тяжелые физические работы на лесоповале и медленное умирание. Но даже в гулаговском аду порой встречалась истинная любовь, это можно рассмотреть подробнее на примере главной героини драмы «Олень и шалашовка».

Люба Негневицкая - молодая привлекательная женщина, арестованная по политической 58-ой статье и осужденная на десять лет. В лагере она вызывает интерес у начальства и умеет пользоваться этим. Но под маской циничной «шалашовки» скрывается утонченная душа, которую еще не раздавил ГУЛАГ, что сумел разглядеть заключенный Глеб Нержин, бывший завпроизводством лагеря. Однако Люба, которая еще до заключения многое пережила, настороженно относится к искреннему чувству Глеба:

«Нержин: Я сразу заметил, что вы…

Люба: А на лесоповал зачем посылали?

Нержин: Но им нужен был парикмахер!

Люба: А я должна страдать?

Нержин: Вы… Не только страдать… Вы должны быть одеты в легкое белое платье… а вот здесь, на груди, приколоть… Но даже и в лагерной телогрейке вы… Дайте мне ваши руки!

Люба: Зачем?

Нержин: Я их еще поцелую!

Люба: Кто же целует - руки?

Нержин: Я больше не смею.

Люба: Какой ты чудак».

Люба рассказывает Нержину свою историю: жизненные трудности Любы начались с того момента, когда ее семья была раскулачена. Девочка рано осиротела и жила в семье старшего брата на положении типичной бедной родственницы: « А как мы жили потом! Комнаты не было, пять лет в темных проходных сенях, нет даже окна, чтобы готовить уроки. В школу всегда иду одетая, как нищая, есть хочется. И нельзя жаловаться, нельзя просить помощи, чтоб никто не узнал, что мы раскулаченные. А одеваться хочется! И в кино хочется! Брат женился, свои дети… И в четырнадцать лет меня выдали замуж». Негневицкая была замужем дважды, оба раза - неудачно. Мягкий, интеллигентный, романтично настроенный Нержин, который находится в лагере недавно, понимает, что любит эту женщину с тяжелой судьбой: «Ты - просто отчаянная какая-то… Ты меня - выпиваешь всего. Я… теперь не буду без тебя, слышишь? Я не могу без тебя! Я - полюбил тебя, Любонька. Не по-лагерному, по-настоящему. После твоего поцелуя мне - хоть и не жить…»

Люба тронута, она и сама проникается теплыми чувствами к Нержину. Но по жестоким лагерным законам у этой чистой, искренней любви не было продолжения. Люба понимает, что не может отказаться от тех немногих благ, которые сулит ей связь с врачом Тимофеем, Глеб же не хочет делить свою любимую с «придурками». Кончается все тем, что Люба отправляется по этапу. Как отметил Солженицын, «кто-то шел содержанками придурков без любви, чтобы спастись, а кто-то шел на общие и гиб - за любовь».

ГЛАВА 2. ШАРАШКА - ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА

Известно, что Солженицын получил Нобелевскую премию за свой роман «В круге первом», в котором затрагивается тема «шарашек» - научно-исследовательских спецтюрем особого назначения. Писатель разъясняет: «Все эти шарашки повелись с девятьсот тридцатого года, как стали инженеров косяками гнать. Первая была на Фуркасовском, проект Беломора составляли. Потом - рамзинская. Опыт понравился. На воле невозможно собрать в одной конструкторской группе двух больших инженеров или двух больших ученых: начинают бороться за имя, за славу, за сталинскую премию, обязательно один другого выживет. Поэтому все конструкторские бюро на воле - это бледный кружок вокруг одной яркой головы. А на шарашке? Ни слава, ни деньги никому не грозят. Николаю Николаевичу полстакана сметаны и Петру Петровичу полстакана сметаны».

Название романа имеет отсылку к «Божественной комедии» Данте. ГУЛАГ в целом символизирует ад с его девятью кругами, а подмосковная шарашка, где происходит действие - это высший, лучший, первый круг, почти рай. Туда попадали ученые, представители техно-элиты, которые занимались разработкой секретной техники по заказу Сталина.

Шарашки как вершина ГУЛАГА упоминаются и в трагедии «Пленники»:

« Рублев: … Поручаю вам проследить, чтоб он был отправлен на этап со спецуказанием: в Заполярье, с использованием исключительно на физических работах. Но умереть мы ему не дадим. Когда он окончательно дойдет, его выхватят, доставят на Лубянку, какой-нибудь солидный генерал выразит глубочайшее соболезнование, что ничего не знал об аресте и не мог своевременно защитить маститого ученого и с величайшим почтением попросит профессора вернуться к научным занятиям, мирясь со стеснениями колючей проволоки вокруг лаборатории. И Мостовщиков, которого незадолго любой последний конвойный солдат бил по шее, будет испытывать блаженство, второе рождение. За право не долбать землю тундры, за кубик сливочного маслица к завтраку - он сделает нам больше, чем за золотое море американцам.

Камчужная: Как это глубоко!

Рублев: Опыт уже имеется. Подобные учреждения работают уже лет пятнадцать - и с большим успехом».

Расчет был предельно прост: сначала заставить человека годами жить без элементарных бытовых удобств, а затем частично вернуть их, чтобы заключенный при этом считал своих мучителей благодетелями и всегда был готов исполнить любое требование со стороны начальства. Умные, честные люди скрепя сердце работали на благо ненавистного режима, чтобы не потерять относительный комфорт и стабильность своего существования. Еще бы: спать можно было на кроватях, застеленных простынями, а не на голых досках, питаться лучше, чем некоторые граждане на воле. Не приходилось задумываться о хлебе, который в лагере был единственным источником калорий и ради получения которого требовалось трудиться по 12-16 часов в день - его можно было запросто брать со стола в неограниченном количестве. Как свидетельствует Лев Зиновьевич Копелев, прототип Льва Рубина, одного из героев романа, «шарашечные харчи в первые послетюремные дни казались нам роскошными. За завтраком можно было иногда даже выпросить добавку пшенной каши. В обеденном супе - именно супе, а не баланде - попадались кусочки настоящего мяса. И на второе каша была густая, с видимыми следами мяса. И обязательно давалось третье блюдо - кисель». На шарашке рабочий день длился не меньше, но то был исключительно умственный труд в теплом помещении. Кроме того, менялось отношение начальства к заключенным: не оскорбляют, вежливо именуют по имени-отчеству. Потому и не было ничего удивительного в том, что для заключенных, прежде отбывавших свой срок в каком-нибудь заполярном лагере, все это являлось настоящим чудом:

« - Куда я попал? Завтра меня не погонят в ледяную воду! Сорок грамм сливочного масла!! Черный хлеб - на столах! Не запрещают книг! Можно самому бриться! Надзиратели не бьют зэков! Что за великий день? Что за сияющая вершина? Может быть, я умер? Может быть, мне это снится? Мне чудится, я - в раю!

Нет, уважаемый, вы по-прежнему в аду, но поднялись в его лучший, высший круг - в первый».

Сравнение комфортабельной тюрьмы с первым кругом ада мы встречаем дважды, в начале и в конце романа:

« - Ничего я, ребята, не жалею, что уехал. Разве это жизнь - на шарашке? По коридору идешь - на Сиромаху наступишь. Воскресений уже два года нет, сволочи. Двенадцать часов рабочий день! За двадцать грамм маслица все мозги отдай. Переписку с домом запретили, драть их вперегреб. И - работай? Да это ад какой-то!

Нет, Илья Терентьич, это - не ад! Это - не ад! В ад мы едем. В ад мы возвращаемся. А шарашка - высший, лучший, первый круг ада. Это - почти рай».

Заключенный Нержин, прототипом которого являлся сам автор, очень метко выразился: «почти рай». Почти - это значит ненастоящий, поддельный. Первый круг ада, пусть лучший, но все же еще не истинный рай, а лишь отдаленное подобие, суррогат, который вводит людей в заблуждение, медленно иссушая их сердца. Принять дары шарашки - значило переступить через нравственные принципы, отдать свои силы, знания и способности на укрепление Системы, которая и создала эти позолоченные тюрьмы.

Только очень сильный человек мог устоять против соблазнов шарашки, понимая, что ни к чему хорошему добровольное сотрудничество с представителями власти не приведет:

«Милое благополучие! Зачем - ты, если ничто, кроме тебя?..

Все доводы разума - да, я согласен, гражданин начальник!

Все доводы сердца - отойди от меня, Сатана!»

Трудно сделать выбор, когда на карту поставлено многое и почти нет времени на размышления. Однако Солженицын любит ставить своих героев перед дилеммами корнелевского масштаба.

Интересы зэков, населявших шарашку, простирались значительно дальше удовлетворения первичных потребностей в пище и тепле. Этих умных, образованных, начитанных людей занимали глобальные проблемы, одна из которых - судьба человечества в условиях тоталитаризма.

Заключенные зависели от начальников, но и начальники зависели от них, точнее, от результатов их труда. Подневольные рабочие знали это, и потому всегда могли повернуть сложную ситуацию в свою пользу, с определенным риском, конечно, как это сделал талантливый инженер Дмитрий Сологдин, один из самых неоднозначных героев романа, которому очень импонирует автор.

Дмитрий Александрович Сологдин происходил из дворянского рода, за что получил на шарашке прозвище «граф Сологдин». Он красив внешне: высокий, статный, светловолосый и синеглазый, с аккуратной бородкой, очень похожий на древнерусского витязя. Это человек исключительного ума и энергии. Глеб Нержин, близкий друг Сологдина, говорит, что при их первой встрече лицо Дмитрия напоминало иконный лик, но позже Глеб понял, что этот красавец совершенно не святой. И действительно, главными недостатками бравого Сологдина являлись некоторое самолюбование и снисходительно-высокомерное отношение к тем людям, которые были ниже его по уровню интеллекта.

Сологдин любит творчество Достоевского и восхищается некоторыми его персонажами: Ставрогиным, Свидригайловым, Кирилловым. Сам же он напоминает Раскольникова с его антигуманной теорией: Дмитрий иронично относится к народу, называет его «безликим тестом истории» и уверен, что повлиять на ход жизненного развития государства могут лишь немногие одаренные личности, такие, как он сам. Дмитрий любит подчеркивать свою исключительность. Он изобретает Язык Предельной Ясности, суть которого состояла в максимальном ограничении употребления заимствованных слов и заменой их исконно русскими синонимами, Россию он при этом называет «косопузой страной». Кроме этого, негативно относится к идеям православия, заявляя, что «все народы, имевшие несчастье быть православными, поплатились несколькими веками рабства». Себя гордо сравнивает с рыцарем, идущим на врагов «под закрытым забралом».

Жизнь Сологдина не была легкой. В лагерях он отсидел двенадцать лет, оставалось еще пять. Своего единственного сына никогда не видел - когда Дмитрия арестовали, его жена была беременной. Он надеялся освободиться досрочно, выйти на волю еще не совсем старым и немощным. Дмитрий знал, что если пойдет на контакт с начальством, то его хрупкая мечта вполне может стать реальностью. Но Сологдин ненавидел существующий государственный строй и не желал своими действиями способствовать его укреплению. И в то же время он не хочет жертвовать собой ради людей, которые не вызывают у него ничего, кроме раздражения:

«Этот обезбожевший народ, наделавший столько преступлений, и безо всякого раскаяния, - этот народ рабов достоин ли жертв, светлых голов, анонимно ложащихся под топор? Еще сто и еще двести лет этот народ будет доволен своим корытом - для кого же жертвовать факелом мысли? Не важней ли сохранить факел?»

Тогда герой пускается на хитрость - сжигает чертеж одного чрезвычайно важного шифратора и сообщает своему начальнику, полковнику Яконову, что берется восстановить этот чертеж за месяц, хотя на самом деле он может сделать это за несколько часов. Кроме этого, он добивается назначения собственной кандидатуры на место ведущего конструктора, хладнокровно говорит, что «не хотел бы отдать свою свободу ни за так». Отчаянная решительность заключенного производит впечатление на Яконова, он проникается симпатией к Сологдину и соглашается со всеми его требованиями. Для флегматичного полковника этот заключенный являлся воплощением тех качеств, которых так не хватало ему самому. Сологдин не боялся рисковать, хотя в случае неудачи последствия могли быть самыми страшными - третий тюремный срок. Тридцатисемилетний Дмитрий знал, что может не пережить его, однако в глубине души не сомневался в своем успехе, хоть и был немного напряжен при этом:

«Я уничтожу тебя! - налились глаза полковника.

Хомутай третий срок! - кричали глаза арестанта». Автор не осуждает этого гордого человека с завышенной самооценкой, напротив, восхищается его тонким умом и цепкой хваткой. Сологдин умеет любую ситуацию провернуть в свою пользу. О дальнейшей судьбе героя писатель ничего не говорит, но читатели поневоле верят, что все у этого человека получится. Литературный образ был максимально приближен к своему реальному прототипу - инженеру, философу и писателю Дмитрию Михайловичу Панину. Сам Панин, в отличие от книжного героя, предпочел тот же путь, что и Солженицын - добровольное возвращение в глубины ГУЛАГа.

Совсем другой путь выбирает филолог Лев Рубин, главный антипод Сологдина. На примере этого персонажа Солженицын показывает, как идеологическая обработка лишает умного человека способности видеть мир таким, каков он есть на самом деле. Коммунист Рубин не разочаровался в своих идеалах, когда сел в тюрьму, он хочет быть полезным для партии, мечтает, чтобы его оценили по достоинству. И вот Рубину поручают очень серьезное и ответственное дело: помочь вычислить «особо опасного преступника». Для этого требовалось сравнить одну запись телефонного разговора с пятью другими и на основании схожести голосов определить главного подозреваемого. Заключенный счастлив, что оказался нужным государству, которое, конечно, заметит и оценит его помощь, Лев Григорьевич был в этом уверен. Но все вышло совсем не так, как думал Рубин. Представители МГБ использовали его в этом деле как элементарную рабочую силу, и они не считали необходимым благодарить заключенного, пусть даже коммуниста, за проявленное усердие. Поутихло после этого прежнее слепое преклонение Рубина перед партией, он уже не и не очень был рад тому, что вычислил преступника. Кроме того, следовало вычислить одного человека, а Рубин подозревал двоих, о чем сообщил генералу Осколупову, которому ничего не стоит арестовать обоих. Если сначала Рубин еще переживал, что подставил под удар невиновного человека, то потом цинично говорит: «история требует жертв». Критик Б. Сарнов отметил, что Солженицын в романе сильно оглупил Рубина в сравнении с его прототипом. Копелев был того же мнения: « Мой «протагонист» глупее, равнодушнее, а «сам», и Митя, и «синтетические» персонажи - их единомышленники - умнее, благороднее». В самом деле, назвать Копелева упертым, ограниченным фанатиком никто из современников не мог.

Что еще могли потерять арестанты, кроме бытового комфорта? Здоровье, молодость (самому юному зэку, Ростиславу Доронину, было двадцать три года. А срок его - двадцать пять!) и саму жизнь. Но была ли нужна им такая жизнь? Ведь даже самая благоустроенная тюрьма оставалась тюрьмой. Вышеупомянутый Дмитрий Панин полагал, что у шарашечных зэков меньше шансов дождаться освобождения, чем у лагерных: им были известны многие государственные секреты.

Заключенные у Шаламова, эти истерзанные постоянным голодом и холодом полулюди, часто видели смерть, но не страшились ее, а принимали как избавление от страданий. У Солженицына же равнодушный ко всему арестант с тусклым взглядом, отсидевший лет десять или около того, вздрогнет иной раз от резкого окрика надзирателя: «Расстрелять бы тебя, падло!» Инстинкт самосохранения отмирал последним.

Чего же можно было ожидать от растерянного, напуганного, подавленного новичка, едва-едва переступившего порог следовательского кабинета? Солженицын вывел универсальную формулу того, как человеку пережить страшные перемены в своей судьбе с наименьшими потерями для себя: «Надо вступить в тюрьму, не трепеща за свою оставленную теплую жизнь. Надо на пороге сказать себе: жизнь окончена, немного рано, но ничего не поделаешь. На свободу я не вернусь никогда. Я обречен на гибель - сейчас или несколько позже, но позже будет даже тяжелей, лучше раньше. Имущества у меня больше нет. Близкие умерли для меня - и я для них умер. Тело мое с сегодняшнего дня для меня - бесполезное, чужое тело. Только дух мой и моя совесть остаются мне дороги и важны. И перед таким арестантом - дрогнет следствие! Только тот победит, кто от всего отрекся!»

Именно так повел себя Александр Бобынин. Этот мрачный арестант отлично разбирался в человеческой психологии и мог откровенно высказать любому начальнику все, что думает о происходящей действительности. Он держался с таким холодным достоинством, что начальники вроде Яконова в присутствии этого заключенного сразу робели: «Можно построить Эмпайр-стэйт-билдинг. Вышколить прусскую армию. Взнести иерархию тоталитарного государства выше престола Всевышнего. Нельзя преодолеть странного духовного превосходства иных людей. Бывают солдаты, которых боятся их командиры рот. Чернорабочие, перед которыми робеют прорабы. Подследственные, вызывающие трепет у следователей. Бобынин знал все это и нарочно так ставил себя с начальством. Всякий раз, разговаривая с ним, Яконов ловил себя на трусливом желании угодить этому зэку, не раздражать его, - негодовал на это чувство, но замечал, что и все другие так же разговаривают с Бобыниным». Даже всевластный министр Абакумов пребывал в растерянности после встречи с Бобыниным. Заключенный сказал сталинскому вельможе честные и простые слова: «…Свободу вы у меня давно отняли, а вернуть ее не в ваших силах, ибо нет ее у вас самих… вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отнимаете у людей не все. Но человек, у которого вы отняли все - уже неподвластен вам, он снова свободен».

Одним из таких людей, кому удалось стать абсолютно свободным внутренне, был физик-оптик Илларион Герасимович. Невысокого роста, щуплый, Герасимович походил «на того из народной пословицы воробья, у которого сердце с кошку». Тысяча девятьсот тридцатый год в одночасье перечеркнул жизнь Иллариона Павловича. В то время начинались жестокие гонения на инженеров. Герасимович был арестован за «вредительство», свой пятилетний срок отбывал в приамурском лагере. После освобождения женился на любимой девушке, которая прождала его все эти годы. Из-за испорченной анкеты Иллариону не удавалось найти хорошую работу, молодые супруги часто ездили с места на место. Они жили в большой бедности и потеряли двоих детей. Не сумев нигде устроиться, Герасимовичи решили вернуться в родной Ленинград, их возвращение совпало по времени с началом войны. Чтобы выжить, Илларион Павлович был вынужден стать могильщиком. «Но, призрак лабораторный, он не слабел, а сильнел от такой жизни». Вскоре его снова арестовали - на сей раз за «намерение изменить родине». Жену, Наталью Павловну, арестовать не удалось - болезнь спасла ее, как ни парадоксально. Ничего не осталось от прежнего Герасимовича - мягкого, интеллигентного ученого с неловкой улыбкой. Теперь это был сдержанный хладнокровный, подозрительный и замкнутый человек, переживший на своем веку столько, что хватило бы на несколько биографий. На шарашке Герасимович не нашел близких друзей, но пользовался уважением у тех немногих, с кем обменивался своими взглядами и наблюдениями.

Однажды Герасимовичу довелось попасть на свидание с женой. Вид женщины шокировал заключенного - казалось, что это она сидит в тюрьме, а не он, настолько измученной выглядела Наталья Павловна. Она рассказывает мужу о том, какие издевательства терпит от соседей по коммунальной квартире из-за родства с ним. Герасимович в смятении, он уговаривает несчастную женщину подождать еще немного, но она явно доживает последние недели, и доживает тяжело. Спасти ее может только быстрое возвращение мужа на свободу и восстановление в правах. Это было бы настоящим чудом, поскольку сидеть Иллариону оставалось три года. Однако почти сразу после этого грустного свидания судьба посылает Герасимовичу шанс. У него появляется возможность освободиться досрочно. Все, что требовалось сделать взамен - изобрести прибор для слежки, микрофотоаппарат, который можно вставить в замочную скважину или в дверной косяк. Герасимович переживает тяжелейшую минуту. Согласиться на это жестокое предложение - значило сломать жизнь нескольким десяткам, а то и сотням невинных людей, уподобиться тем грубым чекистам, которых он всю жизнь презирал. Отказаться - добить последнего оставшегося у него родного человека, «единственную женщину на земле, составлявшую половину его самого». Герасимович отказывается, потому что понимает: на чужом несчастье своего счастья не построишь, он не сможет жить с такой тяжестью на душе. «Я не ловец человеков!» - так он объясняет генералу Осколупову свой выбор. - «Довольно, что нас посадили…» Он сам до последнего момента не думал, что произнесет вслух эти слова, с презрением глядя в ненавистное лицо Осколупова. Позже мы поймем, что иначе он и не мог поступить, Илларион Павлович не способен на подлость ни при каких обстоятельствах. Этот субтильный, с негромким голосом человек на какое-то мгновение становится выше всевластных генералов МГБ. Примечательно, что у Солженицына чаще всего проявляют наибольшую отвагу люди, не слишком сильные физически.

Ж. Нива отметил, что «художественный мир Солженицына - мужской, женского начала в нем мало». В самом деле, женщины в романе предстают как смутные воспоминания. Это и было трагедией героев - сталинский режим разлучил их с любимыми и близкими. Непростой выбор приходилось делать родственницам заключенных: у них тоже был свой круг ада, хоть и без колючей проволоки. Жены «врагов народа» подвергались жесткому остракизму со стороны соседей, коллег по работе, знакомых, а нередко даже близких друзей и родственников, и потому женщинам приходилось жить в постоянном напряжении и по мере возможностей скрывать свое положение, что можно увидеть на примере Нади Нержиной и Натальи Герасимович.

Надя учится в аспирантуре, готовится к защите диссертации. Своим подругам по общежитию она сказала, что ее муж пропал без вести во время войны и что она будет ждать его столько, сколько потребуется. Надя знала, что если кто-нибудь узнает правду, что ее муж Глеб жив, но арестован, то ей не только не позволят учиться дальше, но могут и вовсе выслать из Москвы. Молодой женщине тяжело из года в год поддерживать эту легенду, она прождала мужа пять лет, не поддерживая отношений с другими мужчинами. Поведение Нади вызывает недоумение у соседок по комнате и вскоре начинает раздражать:

« - Как вы думаете, девочки, сколько можно? Ну, пропал без вести. Ну, пошел пятый год после войны. Ну, уж кажется, можно бы и отсечь, а?

… - Я б ей, если б могла, честное слово, сама бы похоронное извещение прислала: что убит, убит, убит и в землю закопали!.. Но вообще у Надюши есть такая тяжелая черта: она любит упиваться своим горем. И только своим. Ей без горя даже чего-то бы в жизни не хватало».

Тем не менее, жизнь Нади нельзя было назвать безнадежно тяжелой. На свидании молодая женщина с улыбкой демонстрирует мужу-арестанту новые блузку и шубку, рассказывает о своих выступлениях на университетских вечерах. Надя имеет постоянный заработок, пусть небольшой, но все же. Образ Нади дан контрастно Наталье Герасимович, это проявляется в описании внешности героинь, в их поведении перед свиданием и во время него. Еще за день до того подполковник Климентьев, случайно увидев Надю в метро, заметил, что у нее «приятное, только утомленное лицо». Надя старательно одета в самые лучшие вещи, свое положение она воспринимает в романтическом свете, в коридоре Лефортовской тюрьмы, где собирались жены заключенных, немного напыщенно рассуждает о судьбах жен декабристов и утверждает, что готова повторить их подвиг, на что Наталья отвечает с горькой иронией:

« - Милая! Легко было любить в девятнадцатом веке! Жены декабристов - разве совершали подвиг? Отделы кадров - вызывали их заполнять анкеты? Им разве надо было скрывать свое замужество как заразу - чтобы не выгнали с работы, чтобы не отняли эти единственные пятьсот рублей в месяц? В коммунальной квартире - их бойкотировали? Во дворе у колонки с водой - шипели на них, что они враги народа? Родные матери и сестры - толкали их к трезвому рассудку и к разводу? О, напротив! Их сопровождал ропот восхищения высшего общества! Снисходительно дарили они поэтам легенды о своих подвигах! Уезжая в Сибирь в собственных дорогих каретах, они не теряли вместе с московской пропиской несчастные девять квадратных метров своего последнего угла и не задумывались о таких мелочах, как замаранная трудовая книжка, чуланчик, и нет кастрюли, и черного хлеба нет!.. Это красиво сказать - в тайгу! Вы, наверно, еще совсем недолго ждете!»

Трагедия тоталитарной системы и возможность сохранения человеком истинных жизненных ценностей в условиях массовых репрессий сталинской эпохи. Государство и личность, вопросы смысла жизни и проблема нравственного выбора в повестях Александра Солженицына.

реферат , добавлен 03.11.2009

Апокалипсис и его отражение в эсхатологии и литературе. Отражение апокалиптических сюжетов в русской литературе XIX-XX веков. Роль апокалиптических мотивов памяти в прозе А. Солженицына, православное восприятие жизни в условиях тоталитарного режима.

курсовая работа , добавлен 30.08.2014

Основные этапы жизни и творчества Солженицына. Материалы к творческой биографии. Тема ГУЛАГа в творчестве Солженицына. Художественное решение Солженицыным проблемы национального характера. История России в произведениях Солженицына.

учебное пособие , добавлен 18.09.2007

Краткий биографический очерк жизни и творчества известного русского писателя А.И. Солженицына, этапы его творческого пути. Лексико-стилистические особенности малой прозы А.И. Солженицына. Своеобразие авторских окказионализмов в рассказах писателя.

курсовая работа , добавлен 06.11.2009

Воплощение и осмысление "лагерной" темы в творчестве писателей и поэтов ХХ века, судьба которых была связана со сталинскими лагерями. Описание системы ГУЛАГа в произведениях писателей Ю. Домбровского, Н. Заболоцкого, А. Солженицына, В. Шаламова.

реферат , добавлен 18.07.2014

Изучение жизненного пути и литературной деятельности Александра Исаевича Солженицына - одного из ведущих русских писателей ХХ в. Центральная идея повести "Один день Ивана Денисовича". "Архипелаг ГУЛАГ, 1918-1956" – главное произведение А. Солженицына.

презентация , добавлен 18.12.2011

Биография русского писателя Александра Исаевича Солженицына. Хождение по мукам: осуждение на восемь лет лагерей и вечную ссылку. Первые изданные работы писателя. Роль изгоя и арест Солженицына. Вермонтский затворник: строительство новой жизни в США.

реферат , добавлен 17.09.2009

Изучение жизненного пути и литературной деятельности А.И. Солженицына - одного из ведущих русских писателей ХХ века, лауреата Нобелевской премии по литературе. Детство и юношеские годы писателя. Годы пребывания Солженицына в ссылке и его реабилитация.