Петр Алешковский, председатель жюри «Русский Букер» 2017 года (Фото: Дмитрий Серебряков / ТАСС)

Жюри старейшей в России независимой литературной премии «Русский Букер» объявило результаты отсева произведений, номинированных на награду в 2017 году. В подготовленный жюри длинный список попало 19 романов, что несколько меньше установленного в 2008 году лимита, согласно которому в лонг-листе не может быть больше 24 романов.

При этом один из наиболее известных российских литераторов Виктор Пелевин в лонг-лист «Русского Букера» этого года не попал, несмотря на то, что, по словам близкого к букеровскому комитету источника РБК, его роман «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» был в числе номинантов.

«Жюри, разобрав 75 представленных романов, весьма неожиданных порой, как глубоких, так и одиозных, пришло к мнению, что 19 из них заслуживают того, чтобы попасть в лонг-лист», — пояснил председатель жюри премии «Русский Букер» 2017 года, лауреат прошлого года, поэт и прозаик Петр Алешковский.

Большую часть претендентов на попадание в шорт-лист (шесть романов) составляют произведения, опубликованные в 2017 году. Это «Формула свободы» Ирины Богатыревой, «Обнаженная натура» Валерия Бочкова, «В Советском Союзе не было аддерола» Ольги Брейнингер, «Песнь тунгуса» Олега Ермакова, «Чудо: Роман с медициной» Калле Каспера, «F20» Анны Козловой, «Сказки нашей крови» Владимира Лидского, «Номах. Искры большого пожара» Игоря Малышева, «ЗАХХОК» Владимира Медведева, «Патриот» Андрея Рубанова, «Неизвестность» Алексея Слаповского, «Иншалла. Чеченский дневник» Анны Тугаревой и «Красный крест» Саши Филипенко.

Однако есть в лонг-листе и несколько романов 2016 года — «Должник» Андрея Волоса, «Тайный год» Михаила Гиголашвили, «Свидание с Квазимодо» Александра Мелихова, «Убить Бобрыкина. История одного убийства» Александры Николаенко, «Голомяное пламя» Дмитрия Новикова и «Китаист» Елены Чижовой.

Список из шести попавших в шорт-лист «Русского Букера» 2017 года романов жюри должно объявить 26 октября, а имя лауреата назвать 5 декабря. Победитель получит награду в 1,5 млн руб., а остальные финалисты — по 150 тыс. руб.

Попечителем премии, которая будет вручена в 26-й раз, стала в 2017 году кинокомпания «Фетисов Иллюзион».

«Качество лонг-листа, надеюсь, способно поддержать наш культурный процесс в самом важном его жанре. А также надеюсь, что в этих текстах отыщется содержание ответов на такие главные российские вопросы, как поиск прорывных национальных идей, героя нашего времени, языка новых коммуникаций в обществе. И рассчитываю, что среди них наша кинокомпания найдет литературную первооснову для большого российского кино», — сказал генеральный продюсер кинокомпании Глеб Фетисов, назвавший литературу «одной из действительно надежных» скреп страны.

В длинном списке The Man Booker Prize 2017 нет совершенно никаких сюрпризов. Наверное, сложно даже представить более политкорректный, сдержанный и со всех сторон правильный список, чем нынешний. В последние годы букеровское жюри подчеркнуто обходило вниманием заслуженных мейнстримщиков вроде Кейт Аткинсон, Иэна Макьюэна, Энни Пру или Кадзуо Исигуро — даже Джулиану Барнсу в 2011 премию дали с опозданием лет на десять-пятнадцать, как будто бы спохватившись, что лучший современный британский писатель, в общем-то, не молодеет.

Вот уже лет семь-десять подряд букеровский лонглист обычно представлял собой борьбу елки с колготками — с представлениями жюри о прекрасном и их же представлениями о том, что может оказаться важным для среднестатистического читателя. Представления эти, как мы понимаем, не совпадали, поэтому длинный список всегда получался пестрым и неожиданным. Туда обычно входила парочка по‑настоящему популярных авторов, (но лучше один), много писателей, которые пишут о важном — но, например, для десяти человек, несколько экспериментальных романов и какая-нибудь внезапная попса (вроде попавшего в лонглист 2008 года невыносимо клюквенного детектива «Малыш 44» о том, как в СССР ищут маньяка, хотя потеряны были на самом деле всякий стыд и умение гуглить).

Неудивительно, поэтому, что букеровских номинантов у нас — буквально до прошлого года — переводили очень мало. До 2014 года, когда премию немного откачали изменением правил — теперь номинировать можно любой англоязычный роман, лишь бы он был издан в Британии в нужный отрезок времени — Букеровская премия была чем-то похожа на знаменитую британскую пасту Marmite. С одной стороны, это важная культурная достопримечательность. С другой — выглядит как могильная земля и пахнет тленом. В том, что каждый новый Букер — это очередная подборка нечитабельного и мрачного чтива, премию упрекают каждый год. Например, в 2007 году популярный писатель Роберт Харрис обвинил букеровский комитет в том, что они обращают внимание на одни элегантные, но пустые книги, от которых нормальному читателю хочется в лучшем случае умереть. Российские издатели были, наверное, согласны с Робертом Харрисом, потому что до 2016 года у нас из всего длинного списка переводили максимум три-четыре книги (например, на русский язык пока что переведены всего четыре книги из номинантов 2015 года и всего три из списка-2014), но в 2016 ситуация резко изменилась к лучшему — на русском языке вышло уже 8 книг из прошлогоднего списка.

В этом году российскому читателю, наверное, чуть ли не впервые будет интересно последить за премией, потому что в этом году почти весь длинный список составлен как раз из мейнстримных тяжеловесов, у которых есть все шансы быть переведенными на русский язык. Например, три романа из списка — «Подземная железная дорога» Колсона Уайтхеда, «Министерство наивысшего счастья» Арундати Рой и «Время свинга» Зэди Смит выйдут на русском языке уже в этом году. Не стоит, впрочем, думать, что букеровские судьи этого года посовещались и решили держать курс на читателя попроще — в списке есть и эко-роман, и роман, состоящий из одного предложения — но общий костяк выбранных романов говорит нам вот о чем. Во‑первых, англоязычные авторы стали активнее писать и разговаривать с читателем о том, что их тревожит, а раз уж диалога нам никак не избежать, то и жанр романа — даже в его нынешнем фрагментарном, полуфейсбучном виде — умирать пока передумал. Во‑вторых, даже авторы, которых раньше интересовало искусство ради искусства, вышли в область общественной полемики и приняли в ней участие. Например, Али Смит, которая писала прозу на грани поэзии, смешивая в ней тонкие движения человеческой души с цветописью и ежеминутным, вулфовским ощущением мира, написала роман о брекзите. Себастьян Барри, писавший преимущественно о внутренней Ирландии каждого человека, поддержал новым романом каминг-аут сына. Пол Остер написал с виду очень традиционный толстый роман о том, что на нашу жизнь влияют не столько внешние важные события, сколько наши маленькие и сиюминутные решения и т. д. В результате нынешний Букер получился с человеческим лицом — где-то, конечно, уж совсем очевидным, где-то слишком политизированным, но в любом случае, теперь он хотя бы не пахнет тленом и прошлым веком.

ДЛИННЫЙ СПИСОК THE MAN BOOKER PRIZE 2017 1

The Underground Railroad / Подземная железная дорога, Колсон Уайтхед (US, Corpus, 2018, пер. О. Новицкой)

Пулитцеровская премия по литературе, Национальная Книжная премия США, премия Goodreads за лучший исторический роман, премия Артура Кларка за лучший научно-фантастический роман, — у Уайтхеда есть все шансы взять и Букер, конечно. Почему же вдруг все так полюбили эту книгу (редкий случай, когда единодушны и критики, и читатели)? С одной стороны, Уайтхед пишет опять же о важном — нельзя просто так взять и пройти мимо романа о рабстве, который к тому же структурно повторяет «Путешествия Гулливера». С другой, Уайтхеду удалось найти некоторый удачный баланс между темой и ее выражением. Он пишет просто, местами даже черно-бело и агиточно, но достаточно увлекательно. За историей Коры, рабыни, которая пытается сбежать из рабства, можно следить, даже если ты уже сто раз осознал все про собственную белую привилегированность и раскаялся. Не случайно Барри Дженкинс, режиссер «Лунного света» уже снимает по книге фильм — кинематографичность не испортит роман, а скорее его дополнит.

2

4 3 2 1, Пол Остер (US, Эксмо, 2018)

Муж писательницы Сири Хустведт и тоже классик американской литературы. Прославился благодаря своей постмодернистской, маскирующейся под детектив «Нью-Йоркской трилогии» (на русский язык переведена). В «4 3 2 1» Остер делает с героем примерно то же, что происходило с Урсулой Тодд в романе Кейт Аткинсон «Жизнь после жизни». Арчибальд Фергюсон рождается 3 марта 1947 года и проживает 4 разных жизни на фоне мнущих мир больших потрясений, вроде убийства Кеннеди и Вьетнамской войны.

3

Days Without End / Бесконечные дни, Себастьян Барри (Ireland, Азбука, 2018)

За эту книгу Барри уже получил сразу две премии Costa Book Awards (роман года и книга года) и престижный The Walter Scott Prize за лучший исторический роман года. Нужно сказать, что роман стоит всех своих премий и номинация на Букер тут совершенно заслуженная. Действие происходит во время Гражданской войны в США, но книга не сколько о войне, столько о том, как она заостряет в людях не просто жажду, а нечеловеческое, звериное стремление к мирной жизни.

4

The Ministry Of Utmost Happiness / Министерство наивысшего счастья, Арундати Рой (India, АСТ, 2017)

Насчет второго, хоть и долгожданного, романа Арундати Рой и у критиков, и у читателей мнения разделились. После безусловно шедевральной истории «Бог мелочей», которая получила букеровскую премию в 1997 году, от Рой, как водится, ждали чего-то такого же, литературного чуда, смыкающего в себе сказочное и страшное, настоящую Индию с нашими представлениями о ней. И новый роман вышел довольно пестрым, но это публицистическая, не романная пестрота — сюжеты обрываются на половине, герои вдруг идут вразрез с собственной жизнью и начинают говорить о мировой политике, и весь роман гудит многоголосицей, как фейсбук после большого события. Впрочем, магия сохранилась, сохранилась любовь — поэтому какой-никакой цемент в романе есть и он не разваливается в руках у читателя.

5

History of Wolves / История волков, Эмили Фридлунд (US)

Один из двух дебютных романов в списке. С одной стороны, интригующая экспозиция: отгороженная от всего мира бывшая хипповская коммуна в Миннесоте, обвинения в детской порнографии и мучительный выбор, который предстоит сделать героине-подростку. С другой, более чем вялые отзывы критиков — мол, начала хорошо, а закончить забыла.

6

Exit West/ Западный выход, Мохсин Хамид (Pakistan-UK)

Заслуженный англо-пакистанский писатель. У «Западного выхода» есть все шансы взять Букер, хоть это и будет случай Пола Бейти, прошлогоднего победителя, когда выигрывает не самый хорошо написанный роман, а роман о самом важном. «Западный выход» — кроссовер между любовным романом и хилой научной фантастикой: Надия и Саид бегут из условной безымянной Сирии в зажиточный англоязычный мир через черные двери, которые вдруг открываются по всему миру. Ну и далее: границы — это условность, оторванные от корней люди меняются, любовь не всегда побеждает, но иногда кроме нее у людей совсем ничего нет и т. д.

7

Solar Bones/Солнечные кости, Майк Маккормак (Ireland)

Тот случай, когда забываешь ставить точки, а потом оказываешься во главе литературного авангарда. Маккормак написал роман из одного предложения и даже получил за него вполне серьезный The Goldsmiths Prize, который ежегодно вручают за самый креативный роман. День всех Святых, Ирландия, Маркус Конвей сидит на кухне за столом и думает о своей семье прыгающими, разрозненными фразами, которые складываются, конечно же, в лирическую красоту и все, что так любят критики. Единственный роман из всего списка, у которого меньше всего шансов на перевод.

8

Autumn/ Осень, Али Смит (UK)

Очень хочу, чтобы Букера получил именно этот роман, тогда у нас точно начнут переводить Али Смит. Пока же ее шансы на перевод разве что чуть выше, чем у любителя дырявого синтаксиса Майка Маккормика. Смит пишет так, будто вечно колеблется между прозой и поэзией, между Китсом и Диккенсом, но при этом, при всей ее любви к рваным предложениям и внутренним рифмам, откуда-то из самой сердцевины ее текста тянет таким мощнейшим талантом и волшебством, что понимаешь — она может писать как угодно, потому что это все настоящее, без примеси графомании или традиционного желания показать свою образованность. Смит написала роман об осени королевства и о том, какие изменения происходят в людях после брекзита, соединив это все вполне заметным сюжетом о любви Дэниэла и Элизабет, которые познакомились, когда ей было 11, а Дэниэлу — 80. Любовь у Смит впервые кажется не затасканным приемом, а «соединеньем двух сердец», нелепым, но искренним.

9

Reservoir 13/ Тринадцатое водохранилище, Джон Макгрегор (UK)

Тихий британский автор, у которого есть все шансы стать тихим британским классиком. Проза Макгрегора — это медленное глядение в душу, бормочущее пересчитывание мелочей, из которых складывается вдруг какая-то колюще-режущая жизнь. «Тринадцатое водохранилище» — очень простая с виду история о пропавшей девочке и о том, как ее исчезновение перевернуло мир для небольшого числа людей и в то же время — даже не сдвинуло его с места.

10

Elmet/ Элмет, Фиона Мозли (UK)

Мозли работала в книжном магазине, жила в Лондоне в ужасном сквоте и мечтала о доме. Однажды она поехала в Йоркшир — навестить семью — и в поезде, глядя на прекрасные йоркширские пейзажи взяла и написала первую главу романа — судя по описаниям, о том, как прекрасны йоркширские пейзажи (роман появился в продаже только 10 августа).

11

Swing Time/ Время свинга, Зэди Смит (UK, Эксмо, 2017, пер. М. Немцова)

Зэди Смит это такая очень большая литературная фигура, которая все время пишет о важном, а там, где пытается написать о живом, больном и болящем, вдруг схлопывается и включает иронию. «Время свинга» — пожалуй, первый ее роман, где живое перевешивает ироническое. Если вам понравилась история гормонально-закрученной дружбы Лилы и Лену из «неаполитанского квартета» Элены Ферранте, тогда и новый роман Смит вы прочтете не без удовольствия. Явно автобиографичная история о двух девочках, которые живут в бедном лондонском районе, вместе учатся танцевать и с ненавистью, на разрыв сердца, дружат, буквально летит от начала к концу — до того она настоящая. Вторая часть сюжета — о том, как богатые белые селебрити потихоньку растаскивают Африку на золотые кирпичи под предлогом помощи и протягивания ей гуманитарной кормящей груди — та самая обязательная, ироническая часть марлезонского балета, которая у Смит всегда выходит идеально, но слишком гладко.

12

Lincoln in the Bardo/ Линкольн в бардо, Джордж Сондерс (US, Эксмо, 2018)

Еще один заслуженный американский писатель, который на родине прославился своими рассказами. «Линкольн в бардо» — первый роман Сондерса, который, в общем-то, тоже состоит из множества отдельных рассказов. Авраам Линкольн приходит на кладбище, чтобы оплакать своего умершего сына Вилли, а на кладбище оказывается куча говорливых покойников — и каждый со своей историей.

13

Home Fire/ Домашний очаг, Камилла Шамси (UK-Pakistan, Фантом-Пресс, 2018, пер. Л. Сумм)

Опять же, еще одна очень известная в Британии и Пакистане писательница, которую у нас до сих пор не переводили, а теперь, спасибо Букеру, переведут. «Домашний очаг» — в некотором роде переделка «Антигоны», только с учетом всех современных событий. Любовь, политика, религия — нестареющая сюжетная бомба, которая, как и положено, оставит после себя черную воронку в сердце у читателя, ну или хотя бы заставить перечитать Софокла.

На традиционной пресс-конференции в в московском Golden Ring Hotel организаторы и жюри литературной премии «Русский Букер» объявили имя лауреата за 2017 год.

Обладателем награды стала Александра Николаенко с романом «Убить Бобрыкина. История одного убийства». также получит денежный приз — 1,5 млн рублей.

Николаенко — москвичка, художница, выпускница Строгановки, член Московского союза художников, дочь физика, доктора наук из , и художницы. Ее работы находятся в частных коллекциях Франции, Великобритании и России.

Сама Николаенко призналась, что «даже не могла представить себе такого», сообщает . По ее словам, литературный мир долго не принимал ее как писателя — только в качестве иллюстратора. Она писала еще со школы, но до выхода этой книги была больше известна как иллюстратор — например, книги «Похороните меня за плинтусом».

«Убить Бобрыкина» входил в длинный список «Национального бестселлера» (номинатором стал петербургский писатель Даниэль Орлов), но дальше не прошел. На сайте выпустившего книгу издательства «Русский Гулливер» роману уготована участь встать «в один ряд с «Школой для дураков» и «Москва — Петушки» ».

«Дело не только в удивительном языке, которым она написана, а в силе трагического напряжения, на котором она держится», — говорится в сообщении.

«Это очень крутой роман. Здесь русский язык — на десять, архитектура построения романа — на десять. Это не стандарт. Это гениальное произведение, написанное русским языком», — сказал председатель жюри, поэт и прозаик, лауреат «Русского Букера» — 2016 Петр Алешковский, получивший награду за роман о нелегких буднях археолога «Крепость».

Позже ситуация с «Русским Букером» практически нормализовалась — хотя одновременного с восстановлением нарушенного премиального процесса премии пришлось восстанавливать репутацию. Дело в том, что в 2010-м лауреатом награды стала с историческим романом «Цветочный крест», вернувшим в в русский язык слово «афедрон»; эта книга получила и антипремию за сомнительные литературные достижения «Полный абзац». Впрочем, следующие пять лет выбор «Русского Букера» был более приближен к общелитературному процессу.

Весной этого года секретарь «Русского Букера», литературовед и критик заявил, что премия «стоит на распутье», а начало премиального сезона было отложено.

Но потом был объявлен лонг-лист, а в сентябре — и шорт-лист из шести претендентов на награду.

В этом году на премию было номинировано 80 произведений. В число участников вошли 37 издательств, 8 журналов, 2 университета и 11 библиотек. В лонг-лист, объявленный в сентябре, попали 19 романов, в том числе произведения лауреата 2009 года («Китаист») и лауреата 2013 года («Должник»).

Новым спонсором «Русского Букера» стала кинокомпания «Фетисов иллюзион» (в этом году вместе со студией «Нон-Стоп Продакшн» выпустила номинированную на «Оскар» картину «Нелюбовь»), которая пообещала также экранизировать некоторые романы лауреатов и номинантов премии.

Как сообщает портал «Кино-Театр.Ru», пока речь идет о двух книгах — «Убить Бобрыкина. История одного убийства» теперь уже лауреата «Русского Букера» Николаенко и «Травля» Александра . Филипенко был представлен в лонг-листе, но с другим своим романом — ; «Травля» входила в шорт-лист другой литературной премии — «Большая книга» — в 2016 году.

Премия «Русский Букер», учрежденная в 1991 году по инициативе главы британской торговой компании Booker plc и Британского совета в России, задумывалась как аналог британского Букера. Первым победителем премии в 1992 году стал Марк Харитонов и его роман «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича». В число победителей других лет попали романы , Людмилы Улицкой, Ольги Славниковой и других писателей.

Букеровские списки ругают всегда. Когда заслуженно (например, если туда попадают странные трэш-романы, как «Малыш 44», или если судьи годами упорно не дают даже маслица с кукиша признанным мастерам вроде Аткинсон или ), а когда и нет, но ругают постоянно. В этом году основные претензии к «Букеру» были такими: много американцев, мало стран Содружества. То ли было дело, когда премию дали : в Новой Зеландии весь совиньон-блан закончился - так праздновали. Претензия, конечно, справедливая. В 2017-м уже длинный список был сужен до Нью-Йорка с Лондоном, из которого торчала пара англо-пакистанских авторов (Хамид, Шамси) да немножко Ирландии. А, нет. Была еще Арундати Рой. Никто не заметил.

С другой стороны, так вышло, потому что в этом году букеровское жюри решило пойти по непривычному для себя пути и отметить авторов, чьи романы люди действительно читают, а не видят в первый раз. Этим объясняется включение в список и Али Смит (неожиданно, но в Британии уже продано 50 тысяч экземпляров ее книги - она самый продаваемый номинант из шорт-листа), и толстого романа Пола Остера, и громыхнувшего как следует Уайтхеда, и всеми обожаемой Зэди Смит, и трижды призового Себастьяна Барри, да и всех остальных.

Конечно, список разбавили и дебютантами, и экспериментаторами, но в целом - не считая того, что в этот раз с литературой опять не случилось никакой Новой Зеландии, - поступили если не новаторски, то по справедливости. И именно поэтому, в общем-то, победил роман Джорджа Сондерса - хороший, талантливый и очень классно сделанный. У судей просто не было другого выхода. Если делаешь в списке упор на читабельных и интересных тяжеловесов, вильнуть в самый последний момент в сторону эксперимента или дебюта, конечно, можно, но это будет нечестно, just not cricket, поэтому в этот раз все закончилось классическим, без подвохов, хеппи-эндом.

Победитель: «Линкольн в бардо» Джорджа Сондерса

Почему победил

В кои-то веки выиграл фаворит всех букмекеров, и очень понятно почему. Когда читаешь роман Сондерса - хотя, его, конечно, лучше слушать, потому что в записи аудиоверсии принимало участие 116 человек - от знаменитостей вроде Дэвида Седариса, Сьюзан Сарандон и Джулианны Мур до друзей и родственников Сондерса (иногда это одни и те же люди), - так вот, когда читаешь роман «Линкольн в бардо», как-то очень отчетливо понимаешь, как же много решает тот самый невидимый двадцать один грамм - только не души, как в фильме Иньярриту , а таланта, волшебства, которые у писателя либо есть, либо нету. И вот когда он есть - а в случае с Сондерсом он, безусловно, есть, - то писатель может позволить себе написать абсолютно устаревший в 2017 году постмодернистский, насквозь интертекстуальный роман о, простите, жизни и смерти, и этот роман - благодаря тем самым граммам звездной пыли - будет казаться живым, свежим и абсолютно нужным.

О чем роман

«Линкольн в бардо» - с его ртутной внутренней структурой, усладой для какого-нибудь закоренелого французского постструктуралиста - мог бы появиться хоть в восьмидесятых, когда уже было понятно, что культура - это палимпсест. Условный Сондерс уже тогда мог бы, выражаясь словами , вгрызться в тело текста и выгрызть оттуда роман - настолько здесь все уже было. Тело текста «Линкольна в бардо» очень нелинейное, очень слоеное, но которое, однако, при всей его многосоставности, можно описать буквально в двух словах. Авраам Линкольн навещает в склепе умершего сына Уилли. Сам Уилли застрял в полумире, в том самом бардо, а вместе с ним и целая толпа мертвых душ разной степени гротескности, на все голоса вспоминающих свою ушедшую жизнь. Их вопли, крики, стоны, хныканье, жалобы и причитания Сондерс разбавляет коллажем из исторических документов и книг (как реальных, так и выдуманных), в котором - фраза за фразой - зафиксировано движение юного Уилли от болезни к белому склепу на фоне политических событий того времени.

Казалось бы, это все так понятно и неново - и коллажирование, и бойкая стилизация под былое, и греческий хор мертвецов, - но все меняет тот самый 21 грамм волшебства. Сондерс - мастер слова, заслуженный виртуоз короткой формы - каждый взвизг очередного покойника, каждую маскирующуюся под официальный документ сухую фразу превращает в афоризм, во всплеск чистейшего литературного удовольствия, под которым не постыдились бы подписаться настоящие Шанель, Пабло Неруда и Раневская. Сондерс (и аудиоверсия только усиливает это ощущение) превратил чтение романа в его стереопроживание. Читатель не читает роман, а проходит сквозь него вслед за мертвецами, которые тянутся к смерти, и живыми, которые возвращаются к жизни, и это редкое чувство полного присутствия в книге - та самая магия, которой, в общем-то, в первую очередь и ждешь от писателя.

«Эксмо», 2018, пер. Г.Крылова

Роман обо всем: «История волков» Эмили Фридлунд

Роман «История волков» Эмили Фридлунд хороший, но очень дебютный. Знаете, что такое проклятие тематического вздутия, которое мигом поражает писателя, стоит ему или ей подписать контракт на издание своего первого романа? Это когда писатель так боится, что больше его никогда не издадут, что начинает лихорадочно набивать свой роман всем, что хотел сказать. И вот в какой-то момент книжка становится похожей на чемодан, на котором лежит красный и взмокший автор, пытаясь силой воли утрамбовать туда все важные сюжеты и мысли, все сказанные и несказанные слова, все пятна, оттиски, отблески и промельки, которые торчат из этого романа-чемодана рукавами и штанинами. «История волков» - это вот такой чемодан.

Смотрите, что здесь есть: и проблема ложного обвинения в педофилии, и хрупкость отношений «подросток - взрослый», и христианская наука с ее молитвой вместо микстуры, и суть материнства, и роман взросления вместе с очередной живописной картиной о том, какие черные глубины таятся в вызревающей душе женщины-подростка, и лес как лекарство для души, и жизнь, и слезы, и любовь. Каждой этой темы с запасом хватило бы на полноценный роман, но, когда Фридлунд пытается собрать их в одном месте, книга начинает рассыпаться, становится фрагментарной, расфокусированной.

История девочки Линды/Матти, которая живет в лесу и сталкивается с жизнью вне леса (школьная секс-бомба, бывший педофил, пара христианских ученых и их маленький сын), похожа на этакий толстенный дневник наблюдений за живой природой. Этот дневник написан невероятно хорошо - конечно, романа через два-три из Фридлунд обязательно вылупится очень мощная писательница, но пока что весь результат всех наблюдений героини сводится к одному: люди очень странные. В лесу - лучше. Всем пока.

Кто и когда выпустит на русском «Эксмо», 2018 год

Роман о важном: «Западный выход»/«Выход на запад» Мохсина Хамида

Сразу появились высказывания следующего рода - ну наконец-то премию дали за литературу, а не за повестку дня. Так вот, роман Мохсина Хамида - это повестка дня. Торопливая и очень понятная, чтобы не сказать прямолинейная, притча о беженцах и о том, что границы между странами существуют только в головах у людей. (Другие темы романа: война - это плохо, ксенофобия - это плохо, давайте жить дружно, любовь живет три года, в мире есть не только плохие люди, но и хорошие.)

Лобовую атаку романа на читателя, правда, очень скрашивает стиль Хамида. Историю Саида и Надии, двух влюбленных, которым приходится бежать из охваченной войной страны через волшебную черную дверь, он рассказывает длинными предложениями-выдохами, очень мягкими, очень поэтичными, очень неброскими. И этот подчеркнуто тихий голос рассказчика, а также фантастическая оболочка, в которую завернута вся история, создают необходимую границу-подушку, тот самый шаг назад, необходимый роману, чтобы не стать очередной агиткой.

Замысел Хамида понятен: давайте сложные романные ходы и комбинации, тончайшие движения стиля и прочие неуловимости оставим для тучных времен, а пока что будем говорить о главном просто; так быстрее дойдет до головы. В этом и сила романа, и его слабость. Потому что, как бы повествовательный талант Хамида ни силился прикрыть монументальную конструкцию из прописных истин, она все равно то и дело вылезает наружу и ставит подножку читательской совести.

В октябре две престижнейшие литературные премии сделали два очень верных и взвешенных решения. Если — это вежливый и почтительный кивок в сторону массового читателя (и даже зрителя), то случай с Джорджем Сондерсом, заполучившим статуэтку Букеровской премии (Man Booker Prize ), — совсем другой коленкор. Победа его романа «Линкольн в бардо» — триумф андеграунда (что бы это понятие сейчас не значило), подвальной классики и, быть может, предсказуемый, но правильный выбор. Решение членов жюри доказывает, что в этот раз Букер дали за литературу ради литературы, а не за заслуги, политкорректность или повестку дня.

«Линкольн в Бардо» — действительно стоящий роман, хотя у Сондерса и дебютный: до этого автор работал исключительно с краткой прозой. Это книга, которую вы либо забросите после первых двадцати страниц, либо прочитаете от корки до корки.

1862-й год, Авраам Линкольн устраивает светский прием, а в это время на втором этаже от брюшного тифа умирает его сын Уильям. Говорят, что Вилли был любимцем отца, а некоторые газеты утверждали, что президент был настолько сломлен, что ночевал в крипте с упокоенным телом сына. Только Вилли никак не может обрести покой — его душа застревает в мире, отдаленно напоминающем чистилище, в том самом бардо. Согласно Тибетской книге мертвых бардо — это промежуточное состояние между жизнью и смертью, и этот пограничный мир Сондерс превращает в белесое ничто, населенное всевозможными демонами и сгустками энергии. Тут Вилли и пребывает вместе с сонмом других душ, пока где-то за невидимой перегородкой плачет его отец.

«Линкольн в Бардо» можно назвать историческим романом с большой-большой натяжкой — впрочем, он и не претендует на документальность. Напротив, Сондерс берет достоверный факт о смерти сына американского президента и начинает сплетать его с фиктивными документами, мнениями очевидцев и современников, таким образом обыгрывая привычный постулат постмодернизма о рыхлости истины и размытости фактов.

За подобное сопоставление могут закидать литературоведческими табуретами, но все же хочется сравнить «Линкольна в Бардо» с «Бардо иль не Бардо» Антуана Володина. Во‑первых, если вы не буддист и не приверженец азиатских мистических практик, то литературу — уж тем более художественную — об этом месте удастся найти не так много. Такая аналогия необходима и для того, чтобы показать, насколько отличается подход авторов, вписывающих своих героев в подобные декорации. Если Володин пинает труп постмодернизма и, подобно Беккету, рассуждает о невозможности и исчерпанности письма, то Сондерс берет дефибриллятор — и закоченевший постмодерн в его романе начинает наливаться кровью.

Прежде всего, «Линкольн в Бардо» — это полифонический роман с голосами более ста заблудших душ, которые вторят друг другу, гудят все громче и громче — и обрываются на полуслове; это роман-сплав исторического факта и шизофренического нарратива. А еще это по‑сондеровски своеобразный катабасис о мистическом пребывании мальчика в затуманенном бардо, пока его душа не превратится в тонкий сгусток энергии или не реинкарнирует. И, последнее по счету, но не по важности — это большой разговор о любви и страдании, душещипательная и вместе с тем гротескная частная история о потере сына.

Роман Сондерса, переведенный на русский язык, выйдет в издательстве «Эксмо» в 2018 году.

ФИНАЛИСТЫ

1. Эмили Фридлунд — «История волков»

Откровенно слабый дебют Фридлунд, хоть и очерчивающий богатый потенциал писательницы. Это история взросления Линды — одинокого волчонка, взращенного в коммуне вместе с северными реднеками и хиппи и прозябающего в бесконечной круговерти быта и рутины. Но в какой-то момент Линда встречает Патру, Лео и их больного сына Пола, — последователей христианской науки Мэри Бэйкер Эдди — и они переворачивают ее жизнь.

По сути «История волков» — продубленный морозным ветром роман взросления, в котором есть и безнадега, и осознание собственной сексуальности, и аутсайдерство. Но где-то мы уже это видели.

2. Мохсин Хамид — «Западный выход»

Exit West , казалось бы, роман о важном и нужном — о беженцах и переворотах. Но на деле он рассказывает о двух влюбленных Надие и Саиде, обнимающих друг друга на фоне чумы, разрухи и повстанцев. Не в силах больше быть угнетенными, молодые люди бегут сначала в Лондон, а затем и в США, где обретают заждавшееся их счастье.

Да, это значимый альтернативный голос пакистанского писателя, повесть о болезненном нарыве стран третьего мира, но отчего-то — то ли из-за сладковатой истории родственных душ, то ли основанного на эмиграции повествования — этот голос начинает сдуваться и раздражать. К тому же, романы подобного толка присутствуют в каждом лонг-листе Букера последние несколько лет.

3. Пол Остер «4 3 2 1»

Получи «Букера» Пол Остер, было бы не менее справедливо. Но с другой стороны, он романист широко известный и не раз премированный другими престижными наградами, так что с него хватит. К тому же, в отличие от других авторов, Остер почти полностью переведен на русский язык.

Его новый раблезианских размеров том рассказывает об истории жизни Арчи Фергюсона — в четырех альтернативных версиях. Фактическая основа романа неизменна — мальчик растет одной и той же еврейской семье среднего класса и веселится с теми же друзьями, — но в зависимости от мелких деталей судьба Арчи складывается по‑разному, а историческая действительность (убийство Кеннеди или война во Вьетнаме) пугающе видоизменяется.

Роман на русском языке выйдет в издательстве «Эксмо» в 2018 году.

4. Али Смит — «Осень»

С первого взгляда «Осень» может показаться несколько рваной и незавершенной, однако, привыкнув к интонации, в глаза бросается поэтичность и бархатность ее языка, обласканного стихами Джона Китса.

Как и у Хамида, Смит тоже ставит в центр романа любовь на фоне крошащейся и увядающей в результате брекзита страны. Любовь, правда, слегка девиантная: Дэниэлу 101, а Элизабет всего 32. Но, в отличие от пакистанца, шотландская писательница наполнила свой небольшой роман неподдельным лиризмом и открытостью, отчего ей хочется верить. К слову, это первый из ее «сезонных романов», за которым последуют «Зима», «Весна» и «Лето».

Роман на русском языке выйдет в издательстве «Эксмо» в 2018 году.

5. Фиона Мозли — «Элмет»

Еще один дебют. На сей раз, сплав сельского нуара с готикой, переплетающийся с легендами и древней историей Йоркшира и исчезнувшего королевства Элмет, от которого роман берет название. На удивление эта молодая писательница по‑хорошему старомодна, так как взялась сочинять меланхоличную буколическую прозу, будто бы ХХ век и не думал сдвинуться с места.

Дэниэл и Кэти живут в доме, который они вместе с Папочкой построили голыми руками. Вместе с ним они ведут тихую жизнь: охотятся, заготавливают сидр и всячески друг другу помогают, как вдруг над семьей нависает ворох проблем в лице жестоких землевладельцев, а семейная сага начинает рифмоваться с мифом о потерянном Элмете.