За последние три года с момента выхода первого романа на звание настоящего Фигля-Мигля претендовали многие представители литературной среды Петербурга. Из самых частых вариантов: Татьяна Москвина, Виктор Топоров, Михаил Трофименков, Павел Крусанов и Михаил Брашинский. Кто-то, делая вывод из записи в ЖЖ Вадима Левенталя («А у нас, у Фигля второй роман...»), делал вывод, что Фигль - это не самостоятельный персонаж, а группа авторов. Стала известна личность писателя, пишущего под псевднонимом Фигль Мигль.
Фигль-Мигль - псевдоним Екатерины Чеботарёвой, под которым изданы несколько романов, рассказов, эссе и повесть. В 2013 году Фигль-Мигль получил премию «Национальный бестселлер» за роман «Волки и медведи». По некоторым сведениям, писательница окончила филфак СПбГУ в начале 1990-х. Сотрудничает с петербургскими литературными журналами и издательством «Лимбус Пресс», занимается художественными переводами с английского языка.
История псевдонима
По многим признакам было известно, что Фигль Мигль - из Петербурга, и до получения премии «Национальный бестселлер» выдвигались предположения что под псевдонимом Фигль-Мигль скрывается петербургский критик Виктор Топоров.
Анна Наринская считала, что нелепость псевдонима сослужила добрую службу и прибавила популярности первым романам этого автора.
«Как глупейший псевдоним стал работающей частью проекта - ни этот текст, ни предыдущий подписанный Фиглем-Миглем роман «Щастье» не были бы так завлекательны, не будь мистификация столь очевидной, значься на обложке какая-нибудь похожая на человеческую фамилия.»
На церемонии вручения премии «Нацбест» на сцену вышла «худощавая шатенка в темных очках и бежевом платье», однако она отказалась открыть своё имя и не общалась с прессой.
Как возникла идея мира, в котором происходит действие романов «Щастье» и «Волки и медведи»?
Я имею в виду Петербург, распавшийся на районы-провинции. У меня тогда, в 2005 году, был тяжелый момент. Я опубликовала в городских журналах несколько романов, но ни из одной подворотни не донеслось даже тявканья. Я поняла: нужно что-то менять. Мне всегда нравился Филип Дик, которого называют «бульварным Кафкой». И я подумала, что с тем же успехом можно сделать «бульварного Пруста». Сперва появилась идея стиля, а потом и идея этого мира, которая на самом деле лежит на поверхности. «Щастье» три года провалялось в редакции, за это время и «Метро 2033» Глуховского успело выйти - мне тогда чуть дурно не стало. Так что мысль очень простая и приходит в голову разным людям. Тем более что у нас это удобно чисто технически: есть мосты, которые разводят, и Петербург естественным образом разделяется на зоны.
Есть ли какие-то любимые места в городе?
Люблю Охту, я там выросла. Коломну очень люблю, это видно по моему роману.
Насколько я знаю, вы по профессии филолог.
Хочу сделать официальное заявление: я лишь по образованию филолог. Множество людей окончили филфак, но эта бирка почему-то приклеилась именно ко мне. По специальности я не работала ни дня. И вообще, в детстве мечтала стать следователем.
Любимых писателей у меня море. Мне нравится, с одной стороны, по-настоящему интеллектуальная литература: Пруст, Музиль, Генри Джеймс. Либо что-то совсем простое: Филип Дик или детективы. То, что посередине, особенно в русском исполнении, часто сопровождается крайне неприятными - и неоправданными притом - амбициями.
«Это мой привет всем людям, которые смотрят в зеркало и видят там совесть нации»
Современную русскую прозу читаете?
Читаю, что-то нравится. Кстати, меня не перестает удивлять, что последние лет пятнадцать то и дело раздаются вопли: «Дайте нам великий русский роман!» А ведь не так давно буквально с интервалом в пару лет им дали целых два великих русских романа: в 2007 году «Учебник рисования» Максима Кантора, а затем «Каменный мост» Александра Терехова. И тишина, только вопли продолжаются. Да, Терехов получил «Большую книгу», но у меня есть обыкновение заглядывать в выходные данные и смотреть на тираж. Так вот лучше бы там тираж стоял хотя бы тысяч сто. Еще хочу похвалить писателей, которых вовсе не замечают. Это, во-первых, Олег Курылев, у него есть чудесная историческая дилогия с фантастическими элементами про последние дни Третьего рейха. И еще наш питерский писатель Олег Стрижак, он всю жизнь пишет один роман, который называется «Мальчик», - в моих глазах это практически русский Пруст.
Вы-то, при всем уважении, явно и принципиально избегаете жанра «великого русского романа». Согласны?
Мой жанр, полагаю, называется «философский комический роман». Я чувствую себя писателем, которого интересуют вопросы метафизики, но я не в состоянии устраивать по этому поводу эпопею в духе Льва Толстого. Мне проще сделать, чтобы было смешно. Возможно, некоторым это мешает видеть собственно проблематику, но тут не моя вина. По этому поводу могу рассказать историю своего псевдонима, вызвавшего столь горячую реакцию у разных людей. Он был придуман давным-давно для газеты «Сорока», которая была бумажным прототипом нынешних соцсетей. Потом, еще в 1990-е, я пришла с романом в журнал «Нева». И старая редакция очень по-доброму ко мне отнеслась - и покойный Борис Никольский, и Самуил Лурье, а затем они потратили много времени, чтобы меня от этого псевдонима отговорить. Но мне еще и тридцати не было, поэтому я подумала: «Старые пердуны недовольны, значит, отличный псевдоним». Что он означает? Что написано, то и означает: что автор фигляр, паяц, гаер, шут гороховый. Это мой привет всем людям, которые смотрят в зеркало и видят там совесть нации.
Петербургский колорит ваших книг заставляет провести вас по разряду «авторов с отчетливым местным своеобразием». У вас это не вызывает протеста?
Ну что, я здесь всю жизнь безвыездно провела. Мне свойствен местный патриотизм, но я совершенно не ощущаю Петербург как нечто отдельное от страны. Мы часть общности, хоть и наособицу. Более того, Россия в моих романах присутствует - как макрокосм, втиснутый в микрокосм города. И кстати, мне очень не нравится, когда меня бранят русофобом.
Правда ли, что вы не пользуетесь компьютером, а пишете от руки?
Да, я пишу чернильным паркером, потом перепечатываю на машинке, потом правлю и перепечатываю еще раз.
Уж сколько раз судьба учила меня доверять мнению коллег с Озона, да только все не впрок. И как бы ни были однозначны, единодушны и веско аргументированы их суждения, червячок сомнения нет-нет, да и прогрызал себе дырку: мол, сколько людей, столько мнений, на вкус и цвет, и – ну, как на этот раз?.. Всегда же приятно отыскать белый гриб там, где другие прошли, позевывая и распинывая мухоморы. Увы, на этот раз чуда не произошло. Спасибо Роману из Омска и Андрею из Москвы за то, что, как Минздрав, предупреждали. Не сказать, чтоб совсем уж зря прочел эту книгу с нарочито безграмотным заглавием и еще менее симпатичным псевдонимом автора. Однако найденный золотник оказался слишком уж мал и совсем не так дорог, как мне бы хотелось. Итак. Ненатужный псевдофилософский филологический треп, небрежно замаскированный под постапоплексическую игрушку-квест. По сути, тот же «Пикник» братьев Стругацких, только дым пониже и труба пожиже. Книга аккуратно распадается на две части, первую из которых можно условно определить как «бродилка», вторую как «тусовка». И пружинисто бессмысленная динамика первой сопрягается с малохольной стагнацией второй примерно как бульдог – с носорогом или же трепетная лань – с волом. Деление людей на касты и кланы отчасти напомнили опыты Михаила Елизарова с его войной библиотек, только г-жа (ведь не г-н же, насколько мне известно?) Фигль-Мигль пошла еще дальше: у нее сапиенсы (некоторые из которых уже и не вполне сапиенсы) еще и по морфологическому – едва ли не генетическому признаку разнятся. К примеру, отмороженные гопники-авиаторы явно не родня умным фарисеям (эвфемизм-то какой прозрачный – можно было и позаковыристей что-нибудь придумать), каковые в свою очередь подразделяются на фиговидцев – тех, кто, глядя в книгу, видят самую суть, и духожоров, каковые вполне удовлетворяются поверхностным смыслом. Фига (она же – инжир) – плод карийского фикуса или, иначе, смоковницы, произрастающей преимущественно в Малой Азии и Средиземноморье. Однако у Фигль-Мигль сей экзот обильно заполонил собой наши негостеприимные широты. И гордо демонстрируют его нам практически на каждой странице отнюдь не библейские деревья, но родные и доморощенные березы, осины и тополя. Такое светлое чувство, что не догуляла автор в детстве, не доиграла – вот и кажет за это большую дулю в кармане всему человечеству и, прежде всего, своему читателю. Местами г-жа Мигль снисходит до самоиронии: «Писателем может стать каждый, кто ни к чему другому не пригоден». Местами игриво покусывает за уши великанов, на плечах кото рых не вполне изящно восседает: «Серые портреты на стенах (классики, ученые, выдающиеся педагоги) глядели зло и тускло, как фотографии разыскиваемых преступников». Текст не наводнен, но отчасти разбавлен афоризмами, за которые автору хочется пожать руку. Приведу несколько высказываний на вечную тему правды и лжи: «Никогда не нужно лгать. Ложь растлевает вас и делает несчастным того, кому вы лжёте». И тут же – в пику: «То же самое можно сказать и о правде». И ещё - вдогонку, в развитие темы: «Правда хороша для злых людей. Для тех, кто рад и всегда готов причинить боль. И я впервые слышу, чтобы ложью называли простую вежливость». Итожу: книга пуста, однако не вязким смысловым вакуумом пелевинского «Чапаева», но зияющим отсутствием какого бы то ни было содержания – сродни медному котелку, в который забыли положить каши. Уютное филологическое послевкусие пополам с мучительной болью за бесцельно потраченное время. Елизаров хотя бы какашками балуется, а у ФМ (ой, какое неудачное созвучие! не на то ли автор «Щастья» скромно намекала?) вообще одни пустые наперстки, без шарика.
Померанцев Дмитрий 0
И подобные ей - по-видимому: ничего. И в этом её главный недостаток (это даже не увлекаясь в литературные оценки) - вся литература России последних десятков лет, за редкими исключениями - ни о чём: это даже не искалеченная рефлексия, это просто книги - одних "избранных" для других "избранных" (и добро б, ведь, были бы эти "избранные" - достойными, так ведь - нет же!). Есть такое хорошее слово: "чепуха" - оно весьма подходит к этому opus"у.
Дмитрий 0
Ка-а-а-к разбежался - и в лужу! Да, это сейчас мы знаем, что Фигль - петербуржская филологиня, что покойный В. Топоров тепло отнесся к произведению. Но зачем, зачем это? И не надо сравнить со Стругацкими - нет здесь и близко трагедии человеческого одиночества. Сегодня торопливо долистал, закрыл и в темную коробку.
Зверев Петр Англагардович 0
Когда мне исполнилось 35 примерно лет, я понял, что мне стало скучно читать. Художественную литературу. Моя кривая обучаемости выровнялась и стала практически параллельной оси абсцисс (ось Х, на которой время обычно отмеряют) - угол наклона моей кривой обучаемости к оси абсцисс стал просто катастрофически мал: за каждую новую единицу времени (книгу) я стал узнавать настолько мало, что практически это не чувствовал. Зачем я читаю (беллетристику)? Она что - делает меня лучше? В мои 50? Вряд ли. Умнее? Тоже вряд ли. Делает меня эмоционально более утонченным? Развлекает меня? Убивает мое время? Вот такие мысли посетили меня вновь, когда я стал читать Фигля-Мигля (или Фигль-Мигль?). Повелся я на довольно дешевый трюк - узнал, что за 2013 год одна из наших трех основных литературных премий (Большая Книга, Русский Букер и Национальный Бестселлер) - НацБест - была присуждена книге "Волки и медведи" некто Фигль-Мигль. Псевдоним автора заинтриговал - хотя еще мое школьное образование подсказывало - это фуфло! Будь осторожен - серьезный писатель не спрячется за такой этикеткой! Проходя мимо книжного магазина импульсивно купил "Волки и медведи", а придя домой обнаружил, что это - оказывается - ПРОДОЛЖЕНИЕ книги "Щастье" того же автора! Вот те раз! А разве за куски книги премии дают? Пришлось купить у Озона еще и электронную версию "Щастья" - и начать с нее. Предварительно я, правда, поискал в сети информацию про Фигля-Мигля - узнал, что он - ЖЕНЩИНА. Была даже фотка. Когда я увидел фотку - то сердце мое екнуло во второй раз (лоханулся!) - на меня глядели гротесковые очки а-ля Верка-Сердючка. С нехорошим предчувствием приступил я к чтению. Надо сказать, что первые страницы меня порадовали - хороший язык. Видно,что Гоголь-Могль - ээээ, сорьки! -Фигль-Мигль - женщина умная, образованная, начитанная. Ощущение, что служит в Санкт-Петербург(ж?)ком университете - то ли по филологической, то ли по философской части. Не хочу придираться к некоторым словам и выражениям - хотя придирки есть. Интересные эпитеты, умные мысли и цитаты, остроумные сравнения и умозаключения. Раньше считалось, что все красивые женщины - дуры, теперь считается,что красивые мужчины тоже могут быть дураками. Так вот - и умный человек, даже начитанный - далеко не всегда может написать хорошую, умную, интересную книгу - книгу вообще. Так мы переходим к критике книги. Извините меня, но я заплатил денежку, потратил много часов на чтение - так что я ИМЕЮ ПРАВО покуражиться теперь. Я заслужил это право. А книга "Щастье" - это книга катастрофа. Небольшая по объему - 320 страниц - но читал я ее очень медленно. Хотя и добросовестно. У автора нет никакой задумки, идеи, плана, если хотите. Писалось - как бог на душу положит. Оценка за композицию - 1. Джунгли просто какие-то. Сюжет таков: футуристический Санкт-Петербург, ставший Ойкуменой для его жителей - за его пределами дальше Павловска - непонятно что, никто не знает что там (вроде про Москву слышали). Город разделен на провинции-государства: в Центре (на левом берегу Невы) живут Богатые, на В.О. - Васильевском острове (в районе университета, академии искусств и Кунсткамеры) - фарисеи (которые могут только писать,читать и ненавидеть), на П.С. - Петроградской стороне - пижоны, на Охте -то ли фашисты,то ли большевики, и так далее. Главный герой - Разноглазый - живет в районе Финлядского вокзала - Финбана. Он - то ли мозгоправ, то ли - психоаналитик-доктор, который лечит от привидений или духов за деньги. Клиенты у него - во всему Городу. Приятель его друга Мухи получает сообщение, что в Автово у него умерла тетка. Они с Мухой и еще одним фарисеем с В.О. собираются идти вместе с этим парнем в Автово - как идти не знает никто, или почти никто - карт Города нет почти ни у кого, Город окружен Джунглями, в которых орудуют Анархисты и Авиаторы, отстреливаемые снайперами по заявкам профсоюзов, проживающие не севере китайцы могут взять в рабство... Путешествие занимает несколько недель. Это первые страниц 200. Далее начинается какой-то бред, пересказать который не представляется возможным - главный герой гостит на В.О. у фарисеев - и все разговоры напоминают какой-то лингво-псевдофилосовский шум. И т.д. и т.п. Конца нет, смысла тоже. Можно я задам один простой вопрос: что хотел сказать нам автор этой книгой? Зачем она была написана? Впечатление, что писалась специально на конкурс НацБест - и стиль и язык начала книги отличаются от концовки. А когда я узнал, что это - первая часть (в первой книге - об этом НИ СЛОВА) - то понял все. Вопросов - миллион. Но как-то даже не хочется на них ответы получать. Это книга-бред, при этом - очень скучная книга. Цитирую книгу:"Ничто не выдает глупца так, как страх пред глупостью". У меня такое впечатление, что жюри НацБеста этого года просто ничего не поняли, испугались (а вдруг и действительно умная книга, а это мы просто такие - не понятливые?") и на всякий случай (чтобы не лажануться) - дали первый приз автору за продолжение "Волки и медведи" ("Щастье" в предыдущий раз вошло в короткий список НацБеста). А кто там в жюри-то был в этот раз? БА!!! Терехов - председатель! Почитайте мой отзыв на его "Каменный мост" - ну, все понятно теперь. У меня такого комплекса нет - про никудышнюю книгу я так откровенно и скажу - барахло. Увы! Хотя уверен, что Фигль-Мигль - умная и талантливая дама. Дорогие читатели, если у вас есть 1500-2000 книг, которые вы запланировали прочесть в ближайшие годы - прочтите их. И если 1501-й или 2001-й окажется "Щастье" - растопите ею камин - хотя бы согреетесь! Я очень надеюсь,что читатели высоко оценят мой отзыв - поставьте мне, пожалуйста, как можно БОЛЬШЕ звездочек за него - ведь я ДЛЯ ВАС такое дело сделал - сэкономил вам деньги, а главное - ВРЕМЯ! Что такое 2-3 минуты на отзыв - по сравнению с 10-12 часами занудного чтения? Малая плата. А если говорить серьезно, то мои рекомендации: 1) очень аккуратно относитесь к тем книгам, за которые дают премии (хотя среди них есть отличные!). 2) выберите себе "духовных лидеров" на Озоне, мнению которых вы доверяете (или Анти-лидеров). Да, и они могут ошибаться - и ваше мнение может не совпасть с их мнением. Проблема еще в том, что отзывы оставляют как раз те читатели (в основном), которым книга понравилась, а те, которым она не понравилась - просто даже времени не хотят тратить на отзыв. Если среди отзывов на какую-то книгу нет отзывов вашего (их) лидера(ов) - это знак задуматься и повременить! Вот видите - на какие жертвы я пошел, чтобы вам помочь! :-)
Вручение Нацбеста автору, избравшему столь неблагозвучный псевдоним, побудило ознакомиться с первой книгой. В принципе, полностью соггласен с отзывом Дмитрия Быкова. "Щастье" - очень атмосферный роман, с обаянием недоговоренностей и штрихования знакомых и полузнакомых персонажей, географии, социальных типов под предлогом воссоздания альтрнативного постапокалиптического Питера. С композицией очень плохо, персонажи в силу своей расплывчатости так и не производят цельного впечталения, интриги нет как таковой. Много какого-то манерного мельтешенья, литературного кокетства и, да, содержательных диалогов, энергетики роману точно не хватает. Мне по мере чтения "Щастье" очень напоминало расплывчатость и многозначительность "Дома" Петросян, вот и по итогам трудно вспоминается, кто там есть кто и что есть еще кроме "атмосферы". Поскольку роман Петросян обрел статус аабсолютного культа, рекомендую ее поклонникам ознакомиться с Фигль-Мигль - на месте интерната там СПб, а так принципиальных отличий в авторской манере изложения я не нашел.
Сотрудничает с петербургскими литературными журналами и издательством «Лимбус Пресс», занимается художественными переводами с английского языка.
История псевдонима
По многим признакам можно было предположить, что автор, скрывающийся под псевдонимом Фигль-Мигль родом из Санкт-Петербурга , и до получения премии «Национальный бестселлер» выдвигались предположения, что под ним скрывается петербургский критик Виктор Топоров .
На церемонии вручения премии «Нацбест» на сцену вышла «худощавая шатенка в темных очках и бежевом платье» , однако она отказалась открыть своё имя и не общалась с прессой .
Библиография
Первая известная публикация Фигля-Мигля состоялась в 1995 году в журнале «Апраксин блюз» .
Отзывы и критика
Марк Гурьев из русскоязычной литовской газеты DELFI считает, что роман «Волки и медведи» даёт представление «о расшатывании традиционного мировоззрения русского человека и о полном разброде в умах простого народа и интеллигенции» и его можно считать «петербургским ответом брутальной московской сатире Владимира Сорокина, Виктора Пелевина или Виктора Ерофеева» .
PR-директор издательства «Лимбус Пресс» Вадим Левенталь назвал роман «Щастье» главным дебютом 2010 года:
Напишите отзыв о статье "Фигль-Мигль"
Примечания
Ссылки
- на сайте Лаборатория фантастики
- на сайте Журнальный зал
- Виктор Топоров Фонтанка.ру , 22.11.2010
- Ольга Лебёдушкина «Дружба народов » № 7 за 2011 год
Отрывок, характеризующий Фигль-Мигль
– Ну что же? – сказал он.– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
