Консуэ́ло Велáскес Тóррес (Consuelo Velázquez Torres; (29 (или 21) августа 1916, 1921, (или 1924), Сьюдад-Гусман, Мексика - 22 января 2005, Мехико, Мексика) - мексиканская пианистка, композитор, известная прежде всего как автор песни «Bésame mucho». Консуэла Веласкес написала «Бесаме мучо» в 1940, когда ей было неполные 25 (по другой информации - 16) лет.

К настоящему времени существуют тысячи исполнений этой песни разными певцами и оркестрами.

Точная дата рождения неизвестна. Разные источники называют следующие даты: 21 августа 1916, 29 августа 1916, 21 августа 1924 или 29 августа 1924 г.

CONSUELO "CHELA" VELAZQUEZ de Mexico interpreta la bellisima melodia BESAME MUCHO de su propia inspiracion. Este tema ha dado la vuelta al mundo en todos los...

Биография

Музыкальный талант девочки обнаружился очень рано. Родители Консуэло рано умерли и её образованием занимались дядя и тётя. Веласкес закончила музыкальную школу в Мехико, уже в 15 лет она давала уроки фортепьяно.

Позже Веласкес написала огромное множество песен, сонат, ораторий и симфоний. Но в историю мировой музыки она навсегда вошла как автор одной-единственной песни о первой любви - Bésame mucho . По признанию Веласкес, эта песня была написана ею под впечатлением арии из оперы «Гойеска» испанского композитора Энрике Гранадоса. В 1944 году, после исполнения Джимми Дорси и его оркестром песня заняла первое место хит-парада песен США.

Скончалась Веласкес 22 января 2005 из-за осложнений на сердце, возникших после того, как в ноябре 2004 года она упала и сломала три ребра.

КОНСУЭЛО ВЕЛАСКЕС, ИЛИ БРИЛЬЯНТЫ В РИДИКЮЛЕ

Однажды летом, кажется, году в 1981, в моей московской квартире раздался звонок. Я поднял трубку. Звонил приятель из ВААПа (кто не знает или забыл: Всесоюзное агентство по авторским правам, которое среди многих прочих дел занималось и приемом иностранных композиторов и других «деятелей культуры»), назовем его С.

Здесь, наверно, стоит нарисовать декорацию. Или хотя бы задник.

Итак, в тот момент моей жизни я был что называется «богатым и знаменитым». Во многих театрах Союза шли мои произведения, я писал музыку к трем-четырем фильмам в год, меня показывали по телевизору, я зарабатывал много денег. Конечно, все в мире относительно, у меня не было ни своего самолета, ни своего острова, однако, по тогдашним советским понятиям, я был очень «успешным человеком».

Главное — я был занят. Я работал с утра до вечера и делал именно то, что больше всего люблю — сочинял и записывал музыку, встречался с артистами, режиссерами, сценаристами, выступал в концертах. Что и говорить, хорошая была жизнь!

Собственно, в то лето я остался в Москве только из-за работы. Жена с сыном уехали на юг, а я дописывал музыку к какой-то картине, снимавшейся на студии Горького, поэтому сидел в жарком городе и с нетерпением ждал момента, когда это все кончится и я рвану в родной Коктебель...

Итак, вааповский приятель С. говорит:

— Слушай, старикан, тут приехала одна баба-композиторша из Мексики, не хочешь ее принять?

— Отчего же, — согласился я. — Веди. Баба-то хоть симпатичная?

— Симпатичная, — заверил С. — Правда, ей лет 120, но выглядит на 105.

— Это — то, что надо, — сказал я. — Только слушай, у меня жена уехала, так что на кулинарию особенно не рассчитывай...

— Да это ты не волнуйся. Только чайку сделай, а мы какого-нибудь печеньица купим — и все дела. Чего там, часик поболтаем — и вперед, с песней.

— Песня, надеюсь, не Шаинского? — пошутил я.

— Исключительно Журбина! — ответил он.

Тут опять надо немного пояснить. Подобные «приводы» иностранцев ко мне домой были довольно обычным делом. Я полагаю, мое имя входило в некие списки людей - как в Союзе композиторов, так и в ВААПе — к которым рекомендовалось водить иностранцев. Это была циничная с обеих сторон позиция, и все прекрасно знали правила игры. Если приезжал какой-нибудь ведущий, или знаменитый, или крупный функционер западного издательства или авторского общества — его (ее) вели к начальству. Начальство прекрасно понимало -примешь здесь человека хорошо, накормишь, напоишь, сводишь в театр, пообещаешь что-нибудь издать или сыграть — глядишь, а через три месяца ты сам у него (у нее) в гостях, а это уже Лондон, Париж или Нью-Йорк, где и обеды и билеты в театры совсем по другим ценам, да и гонорары совсем другие. А этот (эта), глядишь, отплатит той же монетой, «согласно законов гостеприимства». Здесь можно долго рассказывать, что именно так, в застолье, создавались многие репутации «прогрессивных западных композиторов», именно так советская «секретарская музыка» исполнялась на Западе. Но это все уже давно рассказали и без меня.

А я — не об этом.

Просто когда приезжали люди попроще из стран поплоше (типа Мексики), то их иногда направляли ко мне. И я не обижался. Иногда были скучные и неинтересные гости, а иногда были милые и симпатичные персонажи, с которыми завязывались отношения, иногда даже дружба. Так я подружился с парой из Франции (потом мы с женой гостили у них в Экс-ан-Провансе), и еще с одним поляком, и с одним немцем...

Но вернемся в лето 1981-го. В назначенное время в мою дверь позвонили, я открыл — на пороге стояли трое. Двое мужчин — один из них мой приятель С., второй — переводчик с испанского, и красивая дама. Возраст ее поначалу был совершенно неясен, только потом, приглядевшись, я увидел морщины и подтяжки. Особенно дезориентировали черные как смоль волосы, практически без седины. В глаза еще бросилась большая необычной формы черная кожаная сумка в ее руках.

— Знакомьтесь! — сказал С. — Это композитор Александр Журбин. — А это — наша гостья из Мексики госпожа Консуэло Веласкес.

Мы пробормотали: «Очень приятно». То есть она пробормотал а по-испански, я по-русски, а переводчик соответственно перевел.

Мы вошли в гостиную и сели за стол. Я налил чаю. Вааповец открыл железную банку с печеньем. Началось то, что американцы называют «small-talk» — по-русски «легкий трен»: «как там погода в Мексике», «а вот в Москве тоже бывает жарко», «а Мехико — большой город?» — «да, Москва тоже очень большая» — «а вы уже были в...», «ну и как вам?» — «а вы были в Мексике?» «Обязательно приезжайте», — «Обязательно приеду!» — соглашался я.

(Думал ли я тогда, что пролетят какие-то пятнадцать лет — и я буду привычно посещать Мексику два раза в год, именно так, как когда-то мы ездили на отдых в Коктебель!)

Минут через пятнадцать разговор вырулил на профессиональные темы.

— А в Мексике есть Союз композиторов?

— А разве это можно?

— Можно, можно — усмехнулась она. (Опять же, замечу, думал ли я, что через какие-то десять лет я и сам стану членом этого самого АСКАПа!)

Еще минут десять разговор потрепыхался вокруг самой животрепещущей темы среди творческих людей: как нам платят. Я поведал г-же Веласкес о наших трудностях (зажимают, понимаете ли, иностранные «ройялти», берут с них огромный налог), а она тоже пооткровенничала, что в Мексике плохо с выплатой авторских: страна, мол, нецивилизованная, процветает пиратство.

Постепенно и эта тема стала скисать. Я налил еще по чашке чая.

— Ну, а что вы пишете? — поинтересовалась г-жа Веласкес. То есть как бы тоже ритуал — выказать уважение, может, даже чего-то послушать.

Я стал несколько менторским тоном объяснять ей, что вот, написал я то-то и то-то, сейчас работаю над фильмом (а вы не писали для кино? — нет, горестно призналась она), а еще в нескольких театрах страны идут мои мюзиклы (а у вас есть мюзиклы? — да нет, смутилась она), а также моя рок-опера уже сыграна более 2000 раз. Тут давно отработанным жестом я достал свои пластинки и оставил ей автограф. Был заслушан фрагмент из какого-то моего сочинения...

Теперь настала моя очередь спрашивать, и, чувствуя, что несколько «придавил» гостью своим величием, несколько покровительственно я спросил:

— Ну, а вы, так сказать, чем порадуете?

Консуэло тихо сказала, что никаких пластинок у нее с собой нет и что она может только сыграть что-нибудь на рояле. (Ну и самодеятельность! — подумал я. — И где они берут таких горе-композиторов? Надо будет устроить вааповцу головомойку, что он ко мне водит всякое..., небось Хренников или Кабалевский не стали бы терять с ней время...) В это время Консуэло села за инструмент и взяла несколько аккордов. (Черная сумка была поставлена на рояль, прямо перед глазами.) Сначала, как всякий музыкант, она потрогала клавиши в разных регистрах, а потом вдруг заиграла: «Бесаме, бесаме мучо...»

— Да, да! — сказал я, — эту песню мы тоже знаем. Но это ведь аргентинская песня, а не мексиканская?

Госпожа Веласкес что-то сказала по-испански. Переводчик перевел:

— Она говорит, что это ее.

— Что — ее?— не понял я.

— Ну, эта песня, — сказал переводчик.

— Как? — задохнулся я. — Ведь это же как бы народная песня. И потом она существует, кажется, с начала века, а.,.

Переводчик ничего не переводил, а Консуэло смотрела на меня, что-то беспомощно лепечущего; и, кажется, была довольна произведенным эффектом.

Тут только до меня дошло, что у меня дома сидит и пьет чай один из величайших композиторов XX века — автор песни «Бесаме мучо».

Тут опять надо пояснить. Дело в том, что в мире существует несколько мелодий, которые известны всем. Их не так много — десять, ну двадцать. Их список варьируется, и в разные годы и в разных странах может быть разным. Однако последние три-четыре десятилетия он почти не меняется. (Пожалуй, с большой натяжкой в этот список можно добавить пару слащавых мелодий типа «Мешогу» Ллойд Уэббера и песню из кинофильма «Титаник».)

Попробую здесь на свой страх и риск назвать несколько подобных мелодий: «Summertime», «Маck the Knife», «St. Louis Blues», «Yesterday», «La Vie en Rose» «The Falling Leaves», «Лили Марлен», «Подмосковные вечера», «Очи черные».

И, конечно, в этом ряду одно из первых мест занимает «Besame mucho». В каком-то смысле эта песня является визитной карточкой латиноамериканской музыки в мире. Когда вы думаете о французской музыке — скорей всего в голову придет «La Vie en Rose», о русской — «Очи черные». Так вот, испанская (вернее, латиноамериканская музыка) — это прежде всего «Бесаме мучо».

Как правило, эти мелодии написаны какими-то композиторами, но их имена известны лишь знатокам. И действительно, кого волнует автор «Лили Марлен» или «Очей черных»? Эти мелодии давно уже существуют сами по себе и вполне могут считаться народными — не в смысле происхождения, а в смысле распространения. И люди, которые их сочинили, могут быть или действительно композиторами высокого класса (Гершвин, Вапль), или не иметь высшего образования (Маккартни, У. Хенди) и вообще могут быть неизвестно кем (про Фомина, который считается автором мелодии «Очи черные» вообще мало что известно). Человек, сочинивший мелодию, входящую в подобный ряд, является гением. И точка. И нечего гут обсуждать.

Ясно, я не сразу врубился в ситуацию с госпожой Веласкес. Только позже я узнал, что она сочинила эту песню, будучи еще совсем молодой, в 40-е годы, и что с тех пор эту песню бесчисленное число раз исполняли и записывали все самые главные исполнители мира, что г-жа Консуэло Веласкес была одной из самых богатых женщин Мексики, поскольку получала «ройялти» (авторский гонорар) от каждого исполнения этой песни в твердой американской валюте, и что она написала и слова и музыку этой песни, причем слова «Бесаме мучо» — это всего двенадцать стихотворных строчек.

Но это все я узнал потом.

А в тот момент, когда Консуэло сидела и играла свою бессмертную мелодию на моем рояле, я просто потерял дар речи.

Но не надолго.

Когда она закончила, раздался «шквал аплодисментов» (я, вааповец и переводчик старались изо всех сил).

А потом я не оплошал.

Я встал на колени перед сеньорой Веласкес. Я целовал ее руки. Я попросил прощения за мой неуместный снобизм и покровительственный тон. Я сказал, что для меня огромная честь принимать у себя такую великую женщину. И попросил не обижаться на скромный прием.

Консуэло выслушала меня с улыбкой (переводчик, надеюсь, перевел все правильно, включая мою пылкую жестикуляцию). Потом сказала, что она абсолютно не обижается, что она очень рада знакомству, и что все было очень хорошо.

После этого я попросил у нее разрешения, достал магнитофон, и записал ее игру и пение. Потом мы поиграли немного в четыре руки. (Эта запись, хотя и не очень хорошего качества, до сих пор у меня хранится, и я ее даже взял с собой в Америку.)

После этого мы выпили еще по чашке чая, и гости откланялись. Мы расцеловались с Консуэло, и она исчезла, держа в руках черную кожаную сумку...

Через несколько дней я позвонил своему другу-вааповцу.

— Слушай, старикан, — сказал я — ты вообще-то в следующий раз предупреждай. Если бы я знал, что эта тетка — автор «Бесаме мучо», небось чайком бы не отделался. Тут бы уж и икорку с осетриной было б не жалко, когда такой человек...

— Да брось ты! — сказал С. — Знаешь, мы ведь и сами не знали, чего она там понаписала. А то так, ходила себе и ничего не говорила. Ну а мы и не спрашиваем: знаешь, наше дело маленькое. Встретить, проводить, Кремль показать — и все дела. Кстати, вчера, слава богу, спровадили ее домой. А насчет еды — не волнуйся, она была довольна. Она вообще ничего не ест, и, надо сказать, баба со странностями. Знаешь, особенно с этой сумкой.

— А что? — заинтересовался я. (Сумка действительно произвела на меня неотразимое впечатление.)

С. заливисто засмеялся.

— А ты чо, ничего не знаешь?

— Нет, ничего.

— Ах, да, я ж тебе ничего не говорил. Тут с этой сумкой — она у них ридикюль называется — целая история. В общем, провожаем мы ее в Шереметьево. Тут наш таможенник проверяет у нее документы, потом на нее и на нас как-то странно смотрит и говорит:

— Вам, извините, придется подождать.

Вызывает он какого-то другого, видно, начальника, и они вместе с Консуэлой и этой сумкой идут куда-то в другую комнату. Минут через пятнадцать выходят, и он говорит нам и ей, мол, все в порядке, не волнуйтесь, но в следующий раз, пожалуйста, так не делайте. Мы не имеем права пропускать вещи в таком объеме ни в ту, ни в другую сторону.

— Но в чем же дело, что там было? — спросил я, изнывая от любопытства.

— Короче, дело вот в чем. Наша Консуэло — страшно богатая женщина. Но с большой придурью. И она не доверяет ни банкам, ни компьютерам, ни сейфам. Поэтому все свои свободные деньги — около 40 миллионов долларов — она вложила в бриллианты. А эти бриллианты носит с собой. Вот в этом самом ридикюле. А ночью кладет их рядом с подушкой и специальной цепочкой соединяет их с рукой. Такая вот своеобразная сигнализация.

— То есть, — потрясенный спросил я, — ты хочешь сказать, что когда она играла на моем рояле, то на нем лежало 40 миллионов долларов?

— Думаю, что больше, старик! — сказал С. — Бриллианты ведь растут в цене. А она их покупала лет десять назад. А то и раньше.

Больше я никогда не видел Консуэло Веласкес.

Но каждый раз, когда я слышу (или сам играю) песню «Бесаме мучо», передо мной встает образ красивой, стройной черноволосой женщины, входящей в дверь моей квартиры. В руках у нее — черный кожаный ридикюль...

Besame, вesame mucho.
Como si fuera esta noche la ultima vez
Besame, вesame mucho
Que tengo miedo tenerte y perderte despues...

Это «чудо одного хита» ХХ века, уступающее в рейтинге только хиту «Yesterday», написала шестнадцатилетняя мексиканская девочка Консуэло Веласкес Торрес (исп. Consuelo Velazquez Torres) в 1936 году. Хотя о любви юная мексиканка тогда знала мало что, ведь, по ее собственному признанию, в этом возрасте она еще ни разу не целовалась. В 1941 году «Бесаме мучо» прозвучала по радио и с того момента стала мировым шлягером. Только по официальным данным тираж записей «Бэсамэ мучо» на 120 языках, более чем в ста странах, составил свыше 100 миллионов экземпляров, а исполняли это творение более 700 артистов, среди которых были такие гранды, как «Битлз», Пласидо Доминго, Дайана Росс, Фрэнк Синатра... А в 1944 году песня "Besame mucho" стала победительницей первого хит-парада в США.

Позже Веласкес написала огромное множество песен, сонат, ораторий и симфоний. Но в историю мировой музыки она навсегда вошла как автор одной-единственной песни о первой любви.

Besame Mucho

Точная дата её рождения неизвестна. Разные источники называют следующие даты: 21 августа 1916, 29 августа 1916, 21 августа 1924 или 29 августа 1924 г.

Скончалась Веласкес 22 января 2005, как официально было сказано, в возрасте 81 года. из-за осложнений на сердце, возникших после того, как в ноябре 2004 года она упала и сломала три ребра. В некрологе было сказано, что всего одной своей песней Консуэло «поцеловала весь мир». И длится этот поцелуй уже почти семьдесят лет.

В Россию песня попала в дни Всемирного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году и сразу побила все рекорды популярности. У нас ее пели Ружена Сикора, Николай Никитский, а от исполнения шлягера хором имени Александрова, говорят, сама композитор была в восторге. В России этой песне придумали романтический эпиграф, песню нимало не испортивший: «Не спится юному ковбою - разлука с милой парня мучит. И шепчет он:

„О будь со мною, целуй меня, бэсаме мучо!…“».
«Целуй меня, целуй меня крепче.
Так, как если бы эта ночь была последней...»

Написала эти страстные слова еще нецелованная девочка.

Консуело Веласкес - пианистка и композитор, родилась в Мексике в г. Сапотлан ель Гранде, Халиско (Zapotlan el Grande, Jalisco). Позже семья перебралась в г. Гваделахара (Guadalajara), где прошли ее детство и юность.

Ее родители - Исаак Веласкес дель Валье (Isaac Velazquez del Valle) и Мария де Хесус Торрес Ортис де Веласкес (Maria de Jesus Torres Ortiz de Velazquez). После скорой смерти родителей ее воспитанием и образованием занимались дяди и тетя по материнской линии, которые дали ей отличное музыкальное образование и строгое католическое воспитание. С детства ее страстью была музыка. Заниматься музыкальным образованием с ней начал Р. Серратос. Ее лучшим другом было фортепиано, на котором она рано начала сочинять песни. Сама Веласкес рассказывала, что начала играть на пианино в возрасте 4 лет. Консуэлита быстро научилась интерпретировать услышанные мелодии. Затем был переезд в Мехико, куда был назначен Р.Серратос директором музыкальной школы, которую и закончила Консуело Веласкес. В 15 лет она стала учителем фортепиано. Ее первые композиции родились из импровизаций и, тем не менее, впоследствии она стала известным композитором.

Происхождением Консуэло из знаменитой испанской фамилии художника Диего Веласкеса никогда не гордилась.

Мексика того времени была пульсирующим очагом культуры – там творили Давид Сикейрос, Диего Ривера, Фрида Кало. Консуэлита варилась в этом культурном вареве, мечтая о голливудской славе, блеске и лоске. Олицетворением всего этого великолепия являлся для нее знаменитый голливудский кумир Грегори Пек – ее юношеская, чистая, платоническая любовь. Но могла ли она мечтать?! Глупости, чушь, детская влюбленность, греховные искушения! Но Грегори Пек смотрел своими глазами искусителя с портрета...

И вот слова и музыка сложились в один момент, как с неба упали. Чудо произошло - родилась песня века!

Песня "Besame mucho" была написана ею под впечатлением услышанной арии из оперы "Goyescas", написанной известным испанским композитором Энрике Гранадос (Enrique Granados) - (1867-1916).

Но Консуэлита боялась показать песню взрослым: греховная, распутная песня для благопристойной католички. Убрать и подальше и забыть о ней навсегда. А дальше начинается уже волшебная история: то, что нельзя показать взрослым, можно спеть подружке. Подружка втайне от юного автора анонимно отправляет слова и ноты в редакцию мексиканского радио. Песню стали раскручивать и одновременно разыскивать автора для вручения приза за лучшую песню месяца.

Тогда Консуэлита отправляет вместо себя свою подружку за призом, но та раскрывает тайну авторства редактору, и вот уже представители редакции едут в дом Консуэлы Веласкес вручать награду. Так юное дарование знакомится со своим будущим мужем, редактором Мариано Риверо.

Как уже отмечалось, в 1944 году "Бесаме мучо" стала первой мексиканской песней победившей в хит-параде, проходившем в Нью Йорке. Песней номер один "Бесаме мучо" стала после исполнения Джимми Дорси (Jimmi Dorsey) и его оркестром (родной брат и вечный соперник Томми Дорси, открывшего незадолго до этого Фрэнка Синатру). В течение трех месяцев эта песня находилась на вершине популярности в США, Европе, Азии и Латинской Америке.

Известность Консуело Веласкес принесли так же песни "Любить и жить" ("Amar y vivir"), "Качито" ("Cachito"), "Будь счастлив" ("Que seas feliz") и другие, но только "Бесаме мучо" принесла ей настоящую славу. Хочется отметить, что иногда под произведением Консуело Веласкес можно встретить подпись Веласкес Торрес Ортис. Имейте ввиду, что это она же - Консуело Веласкес, но под фамилией матери.А когда «Besamo Mucho» прозвучала с киноэкрана, началась ее всемирная слава.

В одно прекрасное утро Консуэлита проснулась знаменитой на весь мир, и начались ее вечные гастроли: Европа, Латинская Америка, Азия и, наконец, вожделенный Голливуд. Консуэло Веласкес была приглашена в Голливуд, где ей предлагали многотысячные контракты. Но девушка, ошалев от славы и суеты, не задумываясь все их отвергла. Ее единственной просьбой к устроителям поездки было познакомить ее с Уолтом Диснеем. Все приставали к Консуэло с вопросом, кому посвящена песня. Но она никому не была посвящена, это была греза, мечта о любви, «вертикальное выражение горизонтальных желаний», как сказала через много лет сама Консуэло. «Целуй меня, целуй меня крепче,/ Как если бы эта ночь была последней».

Уолт Дисней приглашает в 1946 году госпожу Веласкес в США, и хотя ему нужна была сама только песня для саундтрека, увидев настоящую красавицу, он отдает ей главную роль в фильме. И с кем бы вы думали в мужских героях? Да, с Грегори Пеком! С самим Грегори Пеком!

Он, кстати, вместе с Диснеем и был проводником Веласкес по «фабрике грез». Консуэло вспоминала: когда она его увидела, ей почудилось, что писала она именно для него. Видимо, что-то подобное почудилось и самому Грегори, который принялся яростно ухаживать за молодым дарованием из соседней Мексики.Вот уж кто желал бы целовать ее все крепче – всеобщий кумир влюбляется в Консуэло, предлагает ей руку и сердце.. А вы говорите, что сказок про Золушку в жизни не бывает. Еще как! Правда, с реальным концом – Консуэла хочет в мужья не голливудского кумира, а земного, простого мужчину, способного быть хорошим мужем и отцом. Строгое католическое воспитание и природная скромность сделали свое дело: Консуэло бежала от «звона литавр» домой, в Мехико, где вскоре вышла замуж за известного нам Мариано Рибера. Хотя месяц в Голливуде до последних дней она вспоминала как самый счастливый в своей долгой и вполне успешной жизни.

И она не ошиблась – они прожили долгую счастливую жизнь (Мариано умер в 1976 году). Оба сына, Серхио и Мариано, пошли по стопам великого предка Диего Веласкеса, став художниками, одними из лучших в Мексике. Мариано-старший, Мариано-младший и Серхио - вот единственные три мужчины в жизни Консуэло. А из страстей - только музыка и религия.

Она мечтала стать концертирующей пианисткой, а стала композитором, написав две сотни музыкальных композиций; среди них песни, сонаты, оратории, симфонии, но навсегда осталась «чудом одного хита». На родине ее ценили: Веласкес получила титул «Композитор Америки» в панамериканском Совете авторских прав Латинской Америки; она была депутатом парламента, где также работала над защитой авторских прав; долгие годы она возглавляла Союз композиторов Мексики. Тогда-то ее и пригласили в Москву на конкурс Чайковского.

Первым подарком композитору в столице нашей родины стала поездка на такси из аэропорта: таксист насвистывал «Besamе Mucho», и когда Веласкес исхитрилась объяснить ему, что она автор мелодии, наотрез отказался брать с нее деньги. А прилив популярности песни в СССР конца 70-х был связан с тем, что в получившем «Оскара» фильме «Москва слезам не верит» звучала мелодия Консуэло. «Целуй, целуй меня крепче./ Как я боюсь быть с тобой и потерять тебя». Стихи к песням она тоже писала сама.

За 60 лет творческой деятельности как музыканта и композитора Консуэло Веласкес написала много других песен и классических произведений, но кто их помнит теперь? На музыкальный мировой Олимп Консуэло взошла как автор единственного хита века, как автор одной песни. Ее исполняли в 110 странах на 120 языках мира. Ее пели Битлз, Элла Фитцжеральд, Пласидо Доминго, Нат Кинг Коул, Фрэнк Синатра. Ее пел известный советский исполнитель Глеб Романов, выпустивший в 1953 и 1954 годах пластинку с оркестром под управлением Бадхена.
Песня как бы зажила самостоятельной, отдельной от автора жизнью.

Даже музыкальные специалисты уже давно считали песню народной. Глеб Романов считал, что это вариант латиноамериканской песни «Очи черные». Известен музыкальный курьез, когда в Москве, куда была приглашена в качестве члена жюри конкурса имени Чайковского Консуэло Веласкес, военный ансамбль имени Александрова исполнил в ритме марша ее песню под титлом «кубинская народная». Прямо в присутствии живого изумленного автора!

Один мексиканский карикатурист изобразил Консуэло рядом с земным шаром, на котором отпечатан женский поцелуй. «С помощью «Besamе Mucho», - сказала Веласкес незадолго до смерти, – я поцеловала весь мир. Не многим это удалось».

Впрочем, как бы отдельно ни жила песня, а кормила она автора всю жизнь до самой смерти. В 2003 году ее песня снова легла саундтреком в голливудском фильме «Улыбка Моны Лизы» с Джулией Робертс.