Анализ содержания и основной мысли произведения фелица. Литературный анализ оды «Фелица

Ода «Фелица» (1782) - первое стихотворение, сделавшее имя Гаврилы Романовича Державина знаменитым, ставшее образцом нового стиля в русской поэзии.
Свое название ода получила от имени героини «Сказки о царевиче Хлоре», автором которой была сама Екатерина II. Этим именем, которое в переводе с латинского значит счастье, она названа и в оде Державина, прославляющей императрицу и сатирически характеризующей ее окружение.
История этого стихотворения весьма интересна и показательна. Написано оно было за год до публикации, но сам Державин не хотел его печатать и даже скрывал авторство. И вдруг в 1783 г. Петербург облетела новость: появилась анонимная ода «Фелица», где были выведены в шуточной форме пороки известных вельмож, приближенных Екатерины II, которой ода была посвящена. Петербургские жители были немало удивлены смелостью неизвестного автора. Оду старались достать, прочесть, переписать. Княгиня Дашкова, приближенная императрицы, решилась напечатать оду, причем именно в том журнале, где сотрудничала сама Екатерина II.
На следующий день Дашкова застала императрицу всю в слезах, а в руках у нее был журнал с державинской одой. Императрица поинтересовалась, кто написал стихотворение, в котором, как она сама сказала, так точно ее изобразил, что растрогал до слез. Так рассказывает эту историю Державин.
Действительно, нарушая традиции жанра хвалебной оды, Державин широко вводит в нее разговорную лексику и даже просторечия, но самое главное - рисует не парадный портрет императрицы, а изображает ее человеческий облик. Вот почему в оде оказываются бытовые сцены, натюрморт:
Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Классицизм запрещал соединять в одном произведении высокую оду и сатиру, относящуюся к низким жанрам. Но Державин даже не просто их сочетает в характеристике разных лиц, выведенных в оде, он делает нечто совсем небывалое для того времени. «Богоподобная» Фе- лица, как и другие персонажи в его оде, тоже показана обытовленно («Почасту ходишь ты пешком...»). Вместе с тем, такие подробности не снижают ее образ, а делают более реальным, человечным, как будто точно списанным с натуры.
Но далеко не всем это стихотворение понравилось так же, как императрице. Многих современников Державина оно озадачило и встревожило. Что же было в нем такого необычного и даже опасного?
С одной стороны, в оде «Фелица» создается вполне традиционный образ «богоподобной царевны», в котором воплощено представление поэта об идеале преосвященного монарха. Явно идеализируя реальную Екатерину II, Державин в то же время верит в нарисованный им образ:
Подай, Фелица, наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
С другой стороны, в стихах поэта звучит мысль не только о мудрости власти, но и о нерадивости исполнителей, озабоченных своей выгодой:
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?
Сама по себе эта мысль не была новой, но за образами вельмож, нарисованных в оде, явно проступали черты реальных людей:
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прелыцаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.
В этих образах современники поэта без труда узнавали фаворита императрицы Потемкина, ее приближенных Алексея Орлова, Панина, Нарышкина. Рисуя их ярко сатирические портреты, Державин проявил большую смелость - ведь любой из задетых им вельмож мог разделаться за это с автором. Только благосклонное отношение Екатерины спасло Державина
Но даже императрице он осмеливается дать совет: следовать закону, которому подвластны как цари, так и их подданные:
Тебе единой лишь пристойно,
Царевна, свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разног ласия - согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Эта любимая мысль Державина звучала смело, и высказана она была простым и понятным языком.
Заканчивается стихотворение традиционной хвалой императрице и пожеланием ей всех благ:
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки.
Как в небе звезды, возблестят.
Таким образом, в «Фелице» Державин выступил как смелый новатор, сочетающий стиль хвалебной оды с индивидуализацией персонажей и сатирой, внося в высокий жанр оды элементы низких стилей. Впоследствии сам поэт определил жанр «Фелицы» как «смешанную оду». Державин утверждал, что, в отличие от традиционной для классицизма оды, где восхвалялись государственные лица, военачальники, воспевались торжественного события, в «смешанной оде», «стихотворец может говорить обо всем».
Читая стихотворение «Фелица», убеждаешься, что Державину, действительно, удавалось вносить в поэзию смело взятые из жизни или созданные воображением индивидуальные характеры реальных людей, показанных на фоне колоритно изображенной бытовой обстановки. Это делает его стихи яркими, запоминающимися и понятными не только для людей его времени. И сейчас мы можем с интересом читать стихотворения этого замечательного поэта, отделенного от нас огромной дистанцией в два с половиной столетия.

– крупнейшее явление в русской литературе XVIII-го века. Он известен главным образом своими одами, кроме которых он оставил еще и чудесную лирику. Соблюдая как будто внешние формы классицизма , Державин в своих одах произвел целый поэтический переворот: он порывает с условными требованиями классицизма там, где они мешают его поэтическому творчеству. Так, например, в похвальные оды он вводит сатирический элемент, переходит от высокого торжественного слога к самому простому, иногда шутливому тону; употребляет простые слова, обыденные выражения, не соблюдая «высокого штиля», которого строго придерживались Ломоносов и Сумароков .

Все это мы видим уже в оде «Фелица», создавшей Державину известность (см. полный её текст и анализ на нашем сайте).

Державин. Фелица. Ода

Имя «Фелицы», в которой Державин олицетворяет императрицу Екатерину II , взято из ее же сказки «О царевиче Хлоре ».

«Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды,
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает:
Подай, найти ее, совет».

Так начинает Державин свою оду. Восхваляя Екатерину – Фелицу, он говорит о ее вкусах и образе жизни, сравнивая ее с окружающими ее вельможами, которых он называет «мурзами». Самого себя он тоже называет «мурзой», намекая на свое татарское происхождение; – но часто этот мурза, от лица которого будто написана ода, изображает одного из известных вельмож, – Потемкина, Орлова, Нарышкина, Вяземского; Державин беспощадно осмеивает их.

Портрет Гавриила Романовича Державина. Художник В. Боровиковский, 1811

В противоположность своим вельможам, Екатерина любит простоту:

«Мурзам своим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом.
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь!

Затем следуют портреты разных вельмож. Прекрасно изображен Потемкин , – «Великолепный князь Тавриды», с его огромными государственными замыслами, фантастической роскошью и богатыми пирами:

«А я, проспавши до полудня,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю,

Окт 21 2010

В последней трети XVIII века в поэзии, как и в драматургии, произошли большие изменения. Дальнейшее развитие поэзии не могло происходить без изменения, нарушения, а затем и разрушения привычных старых форм. Эти нарушения стали допускать сами писатели-классицисты: Ломоносов, Сумароков, Майков, а позднее - Херасков и молодые поэты из его окружения. Но настоящий бунт в мире жанров совершил Державин. , познав истинную природу как мир многозвучный и многоцветный, находящийся в вечном движении и изменениях, безгранично раздвинул рамки поэтического. Одновременно главными врагами Державина были все те, кто забывал «общественное благо», интересы народа, предавшись сибаритству при дворе.
Значительное расширение объекта поэзии требовало новых форм выражения. Этот поиск Державин начал с изменения устоявшейся жанровой системы классицизма.

Непосредственное «разрушение» жанра торжественной оды Державин начал своей «Фелицей», соединив в ней похвалу с сатирой.

Ода «Фелица» была создана в 1782 году в Петербурге. Друзья, которым Державин прочитал ее, вынесли произведению неумолимый приговор: ода превосходна, но напечатать ее невозможно из-за неканонического изображения императрицы и сатирических портретов екатерининских вельмож, легко узнаваемых современниками. Державин со вздохом положил оду в ящик бюро, где она пролежала около года. Как-то, разбирая бумаги, он выложил рукопись на стол, где ее увидел поэт Осип Козодавлев.

Весной 1783 года Президент Российской академии Екатерина Дашкова в журнале «Собеседник любителей российского слова» по рекомендации Козодавлева без ведома автора анонимно напечатала оду «Фелица». Дашкова преподнесла первый номер журнала императрице Екатерине П. Та, прочитав оду, растрогалась до слез и стала интересоваться автором произведения. «Не опасайтесь, - говорила она Дашковой, - я только вас спрашиваю об том, кто бы меня так близко знал, который умел так приятно описать, что, ты видишь, я как дура плачу». Княгиня открыла имя поэта и поведала о нем много хорошего. Через некоторое время Державин получил по почте конверт, в котором лежали золотая табакерка, обсыпанная бриллиантами, и пятьсот золотых рублей. Вскоре поэт был представлен императрице и облагодетельствован ею. Публикация оды сразу сделала Державина знаменитым, он вошел в число первых поэтов России.

Ода «Фелица» - новаторское, смелое по мысли и форме. Оно включает в себя высокое, одическое, и низкое, ироыико-сатирическое. В отличие от од Ломоносова, где объектом изображения было лирическое состояние поэта, для которого государственные, национальные интересы слились с личными, ода Державина сделала объектом поэтизации «человека на троне» - Екатерину II, ее государственные дела и добродетели. «Фелица» близка дружескому литературному посланию, похвальному слову и одновременно - стихотворной сатире.

Поэт включил в оду литературный портрет императрицы, носящий нравственно-психологический, идеализированный характер. Державин пытается раскрыть внутренний мир героини, ее нравы и привычки через описание поступков и распоряжений Екатерины II, ее государственных деяний:

Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред аналоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь…

Отсутствие портретных описаний компенсируется впечатлением, которое оды производит на окружающих. Поэт подчеркивает важнейшие, с его точки зрения, черты просвещенной монархини: ее демократизм, простоту, неприхотливость, скромность, приветливость в сочетании с выдающимся умом и талантом государственного деятеля. Высокому образу царицы поэт противопоставляет иронический портрет ее царедворца. Это собирательный , включающий в себя черты ближайших сподвижников Екатерины II: светлейшего князя Григория Потемкина, который, несмотря на широту души и блестящий ум, отличается прихотливым и капризным нравом; фаворитов императрицы Алексея и Григория Орловых, гвардейцев-гуляк, любителей кулачных боев и конских скачек; канцлера Никиты и фельдмаршала Петра Паниных, страстных охотников, забывших ради любимого развлечения дела государственной службы; Семена Нарышкина, егермейстера императорского дворца и известного меломана, который первым завел у себя оркестр роговой музыки; генерал-прокурора Александра Вяземского, любившего на досуге наслаждаться чтением лубочных повестей, и …Гаврилы Романовича Державина. Русский поэт, ставший к тому времени статским советником, не выделял себя из этой вельможной сферы, а наоборот, подчеркивал свою причастность к кругу избранных:

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.

Позднее, защищаясь от упреков в том, что он создал злую сатиру на известных и почтенных царедворцев, Державин писал: «Обыкновенные людские слабости в оде Фелице оборотил я собственно на меня самого… добродетели царевны противуположил моим глупостям». Поэт, посмеиваясь над причудами приближенных императрицы, не чужд присущего им эпикурейского отношения к жизни. Он не осуждает их человеческие слабости и пороки, ибо понимает, что Екатерина II окружила себя людьми, чей талант служит процветанию государства Российского. Державину лестно видеть себя в этой компании, он с гордостью носит звание екатерининского вельможи.

Поэт воспевает прекрасную Природу и живущего в гармонии с ней Человека. Картины пейзажа напоминают сцены, изображенные на гобеленах, украшающих салоны и гостиные петербургской знати. Не случайно , увлекавшийся рисованием, писал, что « не что иное есть как говорящая живопись».

Рисуя портреты важных сановников, Державин использует приемы литературного анекдота. В XVIII веке под анекдотом понимали художественно обработанный фольклорного содержания об известном историческом лице или событии, имеющий сатирическое звучание и поучительный характер. Анекдотический характер обретает под пером Державина портрет Алексея Орлова:

Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными боями
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов…

Действительно, победитель кулачных боев, гвардейский офицер, призер на скачках, неутомимый танцор и удачливый дуэлянт, гуляка, дамский угодник, азартный охотник, убийца императора Петра III и фаворит его жены -таким остался в памяти современников Алексей Орлов. Некоторые строки, изображающие царедворцев, напоминают эпиграммы. Например, о «библиофильских» пристрастиях князя Вяземского, предпочитающего серьезной лубок, сказано:

То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просветлю,
Полкана и Бову читаю;
За Библией, зевая, сплю.

Хотя ирония Державина была мягкой и беззлобной, Вяземский не мог простить поэта: он «привязывался во всяком случае к нему, не токмо насмехался, но и почти ругал, проповедуя, что стихотворцы не способны ни к какому делу». Элементы сатиры появляются в оде там, где речь идет о времени правления Анны Иоанновны. С негодованием напоминал поэт, как родовитого князя Михаила Голицына по прихоти императрицы женили на старой уродливой карлице и сделали придворным шутом. В этой же унизительной должности находились представители знатных русских фамилий - князь Н. Волконский и граф А. Апраксин. «Сии шуты, - свидетельствует Державин, -в то время, когда императрица слушала в церкви обедню, осаживались в лукошки в той комнате, через которую ей из церкви во внутренние покои проходить должно было, и кудахтали, как наседки; прочие же все тому, надрываясь, смеялись. Попрание человеческого достоинства во все времена, по мысли поэта, - величайший грех. Поучение, содержащееся в сатире, адресовано как читателю, так и главной героине оды.
Поэт, создавая идеальный образ просвещенной монархини, настаивал, что она обязана соблюдать законы, быть милосердной, защищать «слабых» и «убогих».

Через всю оду проходят образы и мотивы « о царевиче Хлоре», сочиненной для внука императрицей. Начинается ода с пересказа сюжета сказки, в основной части появляются образы Фелицы, Лентяя, Брюзги, Мурзы, Хлора, Розы без шипов; финальной части присущ восточный колорит. Завершается ода, как и положено, похвалой императрице:

Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайших тока
И лицезренья наслажусь!
Небесные прошу я силы,
Да их простря сапфирны крыла,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.

Тема и образ Екатерины П в поэзии Державина не ограничиваются только Фелицей; императрице он посвящает стихотворения «БлагодарностьФелице», «ВидениеМурзы», «Изображение Фелицы», «Памятник» и другие. Однако именно оДа «Фелица» стала «визитной карточкой» Державина, именно это произведение В. Г. Белинский считал «одним из лучших созданий» русской поэзии XVKL века. В «Фелице», по мнению , «полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностью формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне».

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Литературный анализ оды «Фелица» . Литературные сочинения!

Державин Гаврила Романович (1743-1816). Русский поэт. Представитель русского классицизма. Г.Р. Державин родился близ Казани в семье мелкопоместных дворян. Род Державиных вел начало от потомков мурзы Багрима, добровольно перешедшего на сторону великого князя Василия II (1425-1462 гг.), что засвидетельствовано в документе личного архива Г.Р.Державина.

Творчество Державина глубоко противоречиво. Раскрывая возможности классицизма, он в то же время разрушал его, прокладывая путь романтической и реалистической поэзии.

Поэтическое творчество Державина обширно и в основном представлено одами, среди которых можно выделить гражданские, победно-патриотические, философские и анакреонтические.

Особое место занимают гражданские оды, адресованные лицам, наделенным большой политической властью: монархам, вельможам. К лучшим из этого цикла принадлежит ода "Фелица" посвященная Екатерине II.

В 1762 году Державин получил вызов на военную службу в Петербург, в лейб-гвардии Преображенский полк. С этого времени и начинается государственная служба Державина, которой поэт посвятил свыше 40 лет жизни. Время службы в Преображенском полку - это и начало поэтической деятельности Державина, которая без сомнения сыграла исключительную важную роль в его служебной биографии. Судьба бросала Державина на различные военные и гражданские посты: он был членом особой секретной комиссии, главная задача которой состояла в том, чтобы схватить Е.Пугачева; несколько лет находился на службе у всесильного генерал-прокурора кн. А.А.Вяземского (1777-1783 гг.). Именно в это время он пишет свою знаменитую оду "Фелица", опубликованную 20 мая 1873 г. в "Собеседнике любителей российского слова".

"Фелица" принесла Державину шумную литературную славу. Поэт был щедро награжден императрицей золотой табакеркой, осыпанной бриллиантами. Скромный чиновник департамента Сената стал известнейшим на всю Россию поэтом.

Борьба против злоупотреблений вельмож, дворянства и чиновничества за благо России была определяющей чертой деятельности Державина и как государственного деятеля, и как поэта. А силу, способную достойно руководить государством, вести Россию к славе, к процветанию, к "блаженству", Державин видел только в просвещенной монархии. Отсюда появление в его творчестве темы Екатерины II - Фелицы.

В начале 80-х гг. Державин не был еще близко знаком с императрицей. Создавая ее образ, поэт использовал рассказы о ней, о распространении которых заботилась сама Екатерина, автопортрет, нарисованный в ее литературных сочинениях, идеи, проповедовавшиеся в ее "Наказе" и указах. В то же время Державин очень хорошо знал многих видных вельмож екатерининского двора, под начальством которых ему приходилось служить. Поэтому идеализация образа Екатерины II у Державина сочетается с критическим отношением к ее вельможам,

Сам образ Фелицы, мудрой и добродетельной киргизской царевны, взят Державиным из "Сказки о царевиче Хлоре", написанной Екатериной II для внуков. "Фелица" продолжает традицию похвальных од Ломоносова и вместе с тем отличается от них новой трактовкой образа просвещенного монарха. Просветители видят теперь в монархе человека, которому общество поручило заботу о благе граждан; на него возложены многочисленные обязанности по отношению к народу. И державинская Фелица выступает как милостивая монархиня-законодательница:

Не дорожа твоим покоем,

Читаешь, пишешь пред налоем

И всем из твоего пера

Блаженство смертным проливаешь...

Известно, что источником создания образа Фелицы был документ "Наказ комиссии о составлении проекта нового Уложения" (1768), написанный самой Екатериной II. Одна из основных идей "Наказа" -- необходимость смягчения существовавших законов, допускавших на допросах пытки, смертную казнь за незначительные провинности и т. п., поэтому Державин наделил свою Фелицу милосердием и снисходительностью:

Стыдишься слыть ты тем, великой,

Чтоб страшной, нелюбимой быть;

Медведице прилично дикой

Животных рвать и кровь их пить.

И славно ль быть тому тираном,

Великим в зверстве Тамерланом,

Там можно пошептать в беседах

И, казни не боясь, в обедах

За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно

В строке описку поскоблить

Или портрет неосторожно

Ее на землю уронить.

Принципиально новым было то, что с первых же строк оды русскую императрицу (а в Фелице читатели легко угадывали именно Екатерину) поэт рисует прежде всего с точки зрения ее человеческих качеств:

Мурзам твоим не подражая,

Почасту ходишь ты пешком,

И пища самая простая

Бывает за твоим столом...

Державин хвалит Екатерину и за то, что с первых дней своего пребывания в России она стремилась во всем следовать "обычаям" и "обрядам" приютившей ее страны. Императрица преуспела в этом и вызвала к себе и при дворе, и в гвардии симпатии.

Новаторство Державина проявилось в "Фелице" не только в трактовке образа просвещенного монарха, но и в смелом соединении хвалебного и обличительного начал, оды и сатиры. Идеальному образу Фелицы противопоставлены нерадивые вельможи (в оде они названы "мурзами"). В "Фелице" изображены самые влиятельные при дворе лица: князь Г. А. Потемкин, графы Орловы, граф П. И. Панин, князь Вяземский. Их портреты были настолько выразительно выполнены, что оригиналы угадывались без труда.

Критикуя избалованных властью вельмож, Державин подчеркивает их слабости, прихоти, мелочные интересы, недостойные высокого сановника. Так, например, Потемкин представлен как гурман и чревоугодник, любитель пиров и увеселений; Орловы "кулачными бойцами и пляской" веселят "свой дух"; Панин, "о всех делах заботу оставя", ездит на охоту, а Вяземский свой "ум и сердце" просвещает -- "Полкана и Бову" читает, "над Библией, зевая, спит".

Просветители понимали жизнь общества как постоянную борьбу истины с заблуждением. В оде Державина идеалом, нормой является Фелица, отклонением от нормы -- ее нерадивые "мурзы". Державин первый начал изображать мир таким, как представляется он художнику.

Несомненной поэтической смелостью было появление в оде "Фелица" образа самого поэта, показанного в бытовой обстановке, не искаженного условной позой, не стесненного классическими канонами. Державин был первым русским поэтом, сумевшим и, главное, захотевшим нарисовать в произведении свой портрет живым и правдивым:

Сидя дома, я прокажу,

Играя в дураки с женой...

Обращает на себя внимание "восточный" колорит оды: она написана от лица татарского мурзы, в ней упомянуты восточные города -- Багдад, Смирна, Кашмир. Конец оды выдержан в хвалебном, высоком стиле:

Прошу великого пророка,

До праха ног твоих коснусь.

Образ Фелицы повторяется в последующих стихотворениях Державина, вызванных различными событиями в жизни поэта: "Благодарность Фелице", "Изображение Фелицы", "Видение мурзы".

Высокие поэтические достоинства оды "Фелица" принесли ей широкую по тому времени известность в кругах наиболее передовых русских людей. А. Н. Радищев, например, писал: "Преложи многие строфы из оды к Фелице, а особливо, где мурза описывает сам себя, без стихов останется почти тоже поэзия". "У каждого, умеющего читать по-русски, очутилась она в руках", - свидетельствовал О. П. Козодавлев, редактор журнала, где ода была напечатана.

Державин сравнивает правление Екатерины с жестокими нравами, царившими в России во времена бироновщины при императрице Анне Иоанновне, и воздает хвалу Фелице за ряд полезных для страны законов.

Ода "Фелица", в которой Державин соединил противоположные начала: положительное и отрицательное, патетику и сатиру, идеальное и реальное, - окончательно закрепила в поэзии Державина то, что начиналось в 1779 г., - смешение, ломку, ликвидацию строгой жанровой системы

ФЕЛИЦА


Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает, —
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.

Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духа м— в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.

А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;

То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд;
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И всё на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где всё мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

Или великолепным цугом
В карете английской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.

Или музы кой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту

И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.

Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.

Нашел, — но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает. —
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?

Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;

Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.

Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле, —
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.

Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад;
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.

Слух и дет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,
Достойное тебя! одной,

Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам
Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирный,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить,
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.

Ты ведаешь, Фелица! Правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи,
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».

Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их пить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?

Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.

Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает,
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;

Которого закон, десница
Дают и милости и суд. —
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?

Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?
У трона разве твоего!

Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде, Смирне, Кашемире?
Послушай, где ты ни живешь, —
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.

Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.


Примечания

Фелица (стр. 97). Впервые — «Собеседник», 1783, ч. 1,стр.5, без подписи, под заглавием: «Ода к премудрой киргизкайсацкой царевне Фелице, писанная татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санктпетербурге. Переведена с арабского языка 1782». К последним словам редакция дала примечание: «Хотя имя сочинителя нам и неизвестно, но известно нам то, что сия ода точно сочинена на российском языке». Печ. по Изд. 1808 г., т. 1, стр. 36. Написав оду в 1782 г., Державин не решился напечатать ее, опасаясь мести знатных вельмож, изображенных в сатирическом плане. Такого же мнения были и друзья поэта — Н. А. Львов и В. В. Капнист. Случайно ода попала в руки одному хорошему знакомому Державина, советнику при директоре Академии наук, литератору, деятелю в области народного образования, впоследствии министру Осипу Петровичу Козодавлеву (нач. 1750-х гг.— 1819), который стал показывать ее разным лицам и в том числе познакомил с ней княгиню Е. Р. Дашкову, назначенную с 1783 г. директором Академии наук. Дашковой ода понравилась, и, когда в мае 1783 г. было предпринято издание «Собеседника» (Козодавлев стал редактором журнала), решено было открыть первый номер «Фелицей» (Об. Д., 601). Издание «Собеседника» было обусловлено политическими событиями начала 1780-х гг., усилением борьбы Екатерины с дворянской оппозицией, стремлением императрицы «использовать журналистику в качестве средства воздействия на умы, в качестве аппарата для распространения благоприятных для нее истолкований явлений внутриполитической жизни страны» (П. Н. Берков. История русской журналистики XVIII в. М. — Л., 1952, стр. 332). Одной из идей, настойчиво проводившихся Екатериной в огромных «Записках касательно российской истории», была отмеченная еще Добролюбовым мысль о том, что государь «никогда не является виною междоусобий, но всегда решителем распрей, миротворцем князей, защитником правого, если только он следует внушениям собственного сердца. Как скоро он делает несправедливость, которую нельзя скрыть или оправдать, то вся вина слагается на злых советчиков, всего чаще на бояр и на духовенство» (Н. А. Добролюбов. Сочинения, т. 1. Л., 1934, стр. 49). Поэтому «Фелица», панегирически изображавшая Екатерину и сатирически — ее вельмож, пришлась на руку правительству, понравилась Екатерине. Державин получил в подарок от императрицы золотую табакерку с 500 червонцев и был лично представлен ей. Высокие достоинства оды принесли ей успех в кругах наиболее передовых современников, широкую по тому времени популярность. А. Н. Радищев, например, писал: «Преложи многие строфы из оды к Фелице, а особливо, где мурза описывает сам себя, без стихов останется почти та же поэзия» (Полн. собр. соч., т. 2, 1941, стр.217). «У каждого, умеющего читать по-русски, очутилась она в руках», — свидетельствовал Козодавлев («Собеседник», 1784, ч. 16, стр. 8). Само имя «Фелица» Державин взял из «Сказки о царевиче Хлоре», написанной Екатериной II для своего внука Александра (1781). «Мурзой именовал себя автор потому, ...что произошел он от татарского племени; а императрицу — Фелицею и киргизскою царевною для того, что покойная императрица сочинила сказку под именем Царевича Хлора, которого Фелица, то есть богиня блаженства, сопровождала на гору, где роза без шипов цветет, и что, автор имел свои деревни в Оренбургской губернии в соседстве от киргизской орды, которая в подданстве не числилась» (Об. Д., 593). В рукописи 1795 г. (см. выше, стр. 363) толкование имени «Фелица» несколько иное: «премудрость, благодать, добродетель» (Рукописный отдел ГПБ, F. XIV. 16, стр. 408). Имя это образовано Екатериной от латинских слов «felix» — «счастливый», «felicitas» — «счастье».

Меня меня твой сын препровождает. В сказке Екатерины Фелица дала в проводники царевичу Хлору своего сына Рассудок.

Мурзам твоим не подражая— т. е. придворным, вельможам. Слово «мурза» употребляет Державин в двух планах. Когда мурза говорит о Фелице, то под мурзой подразумевается автор оды. Когда он говорит как бы о самом себе, тогда мурза — собирательный образ вельможи-придворного.

Читаешь, пишешь пред налоем. Державин имеет в виду законодательную деятельность императрицы. Налой (устар., простореч.), точнее «аналой» (церк.) — высокий столик с покатым верхом, на который в церкви кладут иконы или книги. Здесь употреблено в смысле «столик», «конторка».

Коня парнаска не седлаешь. Екатерина не умела писать стихов. Арии и стихи для ее литературных сочинений писали ее статс-секретари Елагин, Храповицкий и др. Парнасский конь — Пегас.

К духам в собранье не въезжаешь, Не ходишь с трона на Восток — т. е. не посещаешь масонских лож, собраний. Екатерина называла масонов «сектой духов» (Дневник Храповицкого. М., 1902, стр. 31). «Востоками» назывались иногда масонские ложи (Грот, 2, 709—710). Масоны в 80-х гг. XVIII в. — члены организаций («лож»), исповедовавших мистико-моралистическое учение и находившихся в оппозиции екатерининскому правительству. Масонство разделялось на различные течения. К одному из них, иллюминатству, принадлежал ряд руководителей Французской революции 1789 г. В России так называемые «московские мартинисты» (крупнейшими из них в 1780-е гг. были Н. И. Новиков, замечательный русский просветитель, писатель и книгоиздатель, его помощники по издательскому, делу И. В. Лопухин, С. И. Гамалея и др.) были особенно враждебно настроены по отношению к императрице. Они считали ее захватчицей престола и желали видеть на троне «законного государя» — наследника престола Павла Петровича, сына свергнутого с престола Екатериной императора Петра III. Павел, пока ему было это выгодно, весьма сочувственно относился к «мартинистам» (по некоторым свидетельствам, он даже придерживался их учения). Особенно активизировались масоны с середины 1780-х гг., и Екатерина сочиняет три комедии: «Шаман сибирский», «Обманщик» и «Обольщенный», пишет «Тайну противо-нелепого общества» — пародию на масонский устав. Но разгромить московское масонство ей удалось только в 1789—1793 гг. при помощи полицейских мер.

А я, проспавши до полудни и т. д. «Относится к прихотливому нраву князя Потемкина, как и все три нижеследующие куплеты, который то собирался на войну, то упражнялся в нарядах, в пирах и всякого рода роскошах» (Об. Д., 598).

Цуг — упряжка в четыре или шесть лошадей попарно. Право езды цугом было привилегией высшего дворянства.

Лечу на резвом бегуне. Это относится также к Потемкину, но «более к гр. Ал. Гр. Орлову, который был охотник до скачки лошадиной» (Об. Д., 598). На конных заводах Орлова было выведено несколько новых пород лошадей, из которых наиболее известна порода знаменитых «орловских рысаков».

Или кулачными бойцами — также относится к А. Г. Орлову.

И забавляюсь лаем псов — относится к П. И. Панину, который любил псовую охоту (Об. Д., 598).

Я тешусь по ночам рогами и т. д. «Относится к Семену Кирилловичу Нарышкину, бывшему тогда егермейстером, который первый завел роговую музыку» (Об. Д., 598). Роговая музыка — оркестр, состоящий из крепостных музыкантов, в котором из каждого рога можно извлечь только одну ноту, а все вместе являются как бы одним инструментом. Прогулки знатных вельмож по Неве в сопровождении рогового оркестра были распространенным явлением в XVIII в.

Иль, сидя дома, я прокажу. «Сей куплет относится вообще до старинных обычаев и забав русских» (Об. Д., 958).

Полкана и Бову читаю. «Относится до кн. Вяземского, любившего читать романы (которые часто автор, служа у него в команде, перед ним читывал, и случалось, что тот и другой дремали и не понимали ничего) — Полкана и Бову и известные старинные русские повести» (Об. Д., 599). Державин имеет в виду переводной роман о Бове, который позднее превратился в русскую сказку.

Но всякий человек есть ложь — цитата из Псалтыри, из 115 псалма.

Между лентяем и брюзгой. Лентяг и Брюзга — персонажи сказки о царевиче Хлоре. «Сколько известно, разумела она под первым кн. Потемкина, а под другим кн. Вяземского, потому что первый, как выше сказано, вел ленивую и роскошную жизнь, а второй часто брюзжал, когда у него, как управляющего казной, денег требовали» (Об. Д., 599).

Деля Хаос на сферы стройно и т. д. — намек на учреждение губерний. В 1775 г. Екатерина издала «Учреждение о губерниях»,— согласно которому вся Россия была разделена на губернии.

Что отреклась и мудрой слыть. Екатерина II с наигранной скромностью отклонила от себя титулы «Великой», «Премудрой», «Матери отечества», которые были поднесены ей в 1767 г. Сенатом и Комиссией по выработке проекта нового уложения; так же она поступила и в 1779 г., когда петербургское дворянство предложило принять ей титул «Великой».

И знать и мыслить позволяешь. В «Наказе» Екатерины II, составленном ею для Комиссии по выработке проекта нового уложения и являвшемся компиляцией из сочинений Монтескье и других философов-просветителей XVIII в., действительно есть ряд статей, кратким изложением которых является эта строфа. Однако недаром Пушкин назвал «Наказ» «лицемерным»: до нас дошло огромное количество «дел» людей, арестованных Тайной экспедицией именно по обвинению «в говорении» «неприличных», «поносных» и пр. слов по адресу императрицы, наследника престола, кн. Потемкина и пр. Почти все эти люди были жестоко пытаемы «кнутобойцей» Шешковским и сурово наказаны секретными судами.

Там можно пошептать в беседах и т. д. и следующая строфа — изображение жестоких законов и нравов при дворе императрицы Анны Иоанновны. Как отмечает Державин (Об. Д., 599—600), существовали законы, согласно которым два человека, перешептывавшиеся между собой, считались злоумышленниками против императрицы или государства; не выпивший большого бокала вина, «за здравие царицы подносимого», уронивший нечаянно монету с ее изображением подозревались в злом умысле и попадали в Тайную канцелярию. Описка, поправка, подскабливание, ошибка в императорском титуле влекли за собой наказание плетьми, равно как и перенос титула с одной строки на другую. При дворе широко распространены были грубые шутовские «забавы» вроде известной свадьбы князя Голицына, бывшего при дворе шутом, для которой был выстроен «ледяной дом»; титулованные шуты усаживались в лукошки и клохтали курицами и т. д.

Ты пишешь в сказках поученьи. Екатерина II написала для своего внука, кроме «Сказки о царевиче Хлоре», «Сказку о царевиче Февее» (см. прим. на стр. 378).

Не делай ничего худого. «Наставление» Хлору, переложенное Державиным в стихи, находится в приложении к «Российской азбуке для обучения юношества чтению, напечатанной для общественных школ по высочайшему повелению» (СПб., 1781), которая также была сочинена Екатериной для внуков ее.

Ланцетов средства — т. е. кровопролитие.

Тамерлан (Тимур, Тимурленг) — среднеазиатский полководец и завоеватель (1336—1405), отличавшийся крайней жестокостью.

Который брани усмирил и т. д. «Сей куплет относится на мирное тогдашнее время, по окончании первой турецкой войны (1768—1774 гг. — В. З. ) в России процветавшее, когда многие человеколюбивые сделаны были императрицею учреждения, как то: воспитательный дом, больницы и прочие» (Об. Д., 600).

Который даровал свободу и т. д. Державин перечисляет некоторые законы, изданные Екатериной II, которые были выгодны дворянам-помещикам и купцам: она подтвердила данное Петром III дворянам разрешение совершать заграничные путешествия; разрешила помещикам разрабатывать рудные месторождения в их владениях в собственную пользу; сняла запрещение рубить лес на своих землях без контроля власти; «позволила свободное плавание по морям и рекам для торговли» (Об. Д., 600) и т. д.

Приложение к оде: «Фелица».

ЭСКИЗ ПЕРВОНАЧАЛЬНО ЗАДУМАННОЙ ОДЫ К ЕКАТЕРИНЕ.

Ты, которая одна, без помощи министра, по примеру богов, держишь все своею рукою и видишь все своими глазами!

Великая государыня, если я до сих пор из благоразумия пребывал в почтительном молчании и тебя не хвалил, так это не от того, чтоб мое сердце колебалось вскурить тебе должный фимиам; но я мало умею хвалить, и моя трепещущая Муза убегает столь чрезмерной тягости и, не будучи в силах говорить достойно о твоих великих делах, боится, коснувшись твоим лаврам, чтоб их не засушить.

Я не ослепляюсь тщетным желанием и умеряю мой полет по моим слабым силам, и моим молчанием разумнее тех отважных смертных, которые недостойною жертвою оскверняют твои алтари; которые в сем поле, куда их корысть заводит, без сил и духа смеют петь твое имя и которые всякой день безобразным голосом наводят тебе скуку, рассказывая тебе о собственных твоих делах.

Я не дерзаю опорочивать в них желание тебе нравиться; но к чему, не имев сил, без пользы трудиться и, тебя не похваляя, себя лишь обесславить?

Чтоб плесть хвалы, то должно быть Виргилию.

Я не могу богам, не имеющим добродетели, приносить жертвы и никогда и для твоей хвалы не скрою моих мыслей: и сколь твоя власть ни велика, но если бы в сем мое сердце не согласовалось с моими устами, то б никакое награждение и никакие причины не вырвали б у меня ни слова к твоей похвале.

Но когда я тебя вижу с благородным жаром трудящуюся в исполнении твоей должности, приводящую в стыд государей, труда трепещущих и которых тягость короны угнетает; когда я тебя вижу разумными распоряжениями обогащающую твоих подданных; гордость неприятелей ногами попирающую, нам море отверзающую, и твоих храбрых воинов - споспешествующих твоим намерениям и твоему великому сердцу, все под власть Орла покоряющих; Россию - под твоей державою счастием управляющую, и наши корабли - Нептуна презирающих и досягающих мест, откуда солнце бег свой простирает: тогда, не спрашивая, нравится ль то Аполлону, моя Муза в жару меня предупреждает и тебя хвалит.